События
Продолжая опыт мифоритуального погружения в оперный мир «Сверлийцев», Электротеатр Станиславский запустил новый музыкальный сериал «Нонсенсорики Дримса» из четырех опер и Увертюры. Цикл скреплен единым форматом: эдакий видеокомикс, созданный при помощи искусственного интеллекта, – фильм из красочных, но ирреальных картинок с субтитрами оперы. Музыканты в этот раз никак не участвуют в театральном действии, присутствуя в спектакле лишь звуками. Типичный для жанра оперы уход от реальности превратился в «Нонсенсориках» в постцифровой эскапизм, куда оказалась втянута как персонально трактованная эсхатология, так и фрагменты воспоминаний режиссера-либреттиста-автора Бориса Юхананова.
Одноименная поэма в 2015 году была опубликована в непосредственной связке с иллюстрациями – фотоживописью «Перелет букв из Тель-Авива в Иерусалим», где через каждую страницу с текстом мерцали скользящие огни на фото. Видеокнига получилась и в опере, но уже символически-сюжетная и отчасти автобиографическая. Фотограф Андрей Безукладников, художник Степан Лукьянов и режиссер Борис Юхананов создали видеоряд в типичной для нейросетей мультяшно-игровой цветовой палитре, где мистические существа, звезды и галактики, египетские храмы переплелись с узнаваемой действительностью Москвы, Красной площадью, «квартирниками», барышнями, андеграундной тусовкой, Виктором Цоем и Жанной Агузаровой, голливудскими фильмами и лакшери-автомобилями.
Дримс – как описано в анонсе – это ангел, усомнившийся, что достоин даров создателя, и в облике поэта-отшельника проходящий семидневный путь в Москве в период смены тысячелетий. Он появляется в фильме в качестве виртуального аватара Юхананова, созданного нейросетями, но Дримс – аватар также и в индуистской трактовке слова, так как по сюжету он низошел и воплотился в материальной форме.
Многорукие божества индуизма сами были замечены в виртуальной среде на экране, как и разверзающие пасти демонов, впрочем, теологические отсылки были не только из индуизма. Иллюзия обрела сразу два знаменателя: цифровой и религиозно-философский, когда весь мир есть иллюзия. Возникает мерцание между такой дабл-иллюзией и существующей когда-то исторической правдой, ведь в стык с нарисованными картинками вплетаются вполне подлинные фотографии из архивов Юхананова, словно играя со зрителем: мол, вот я, истинная реальность, не сомневайся! Но на следующем кадре возвращаются искаженные искусственным интеллектом скосившиеся глаза, мультимедийные образы, и начинаешь оглядываться назад – а может и то, раньше – тоже был фейк? Или сон? Как было в культовом сериале «Твин Пикс»: «Мы похожи на спящего, который спит, а затем живет во сне. Но кто этот спящий?» Ведь имя заглавного героя именно Дримс.
Фильм идет совместно с музыкой – и аналоговой, и цифровой, над которой работали четыре композитора: Дарья Звездина, Александр Белоусов, Владимир Горлинский и Кирилл Широков, – поколение 1980–1990-х, с заметным опытом в музыкально-театральной жизни, в числе которых и спектакли в Электротеатре. Авторы цикла не только композиторы, но музыканты-импровизаторы, многие из них работали и в совместных проектах, поэтому их объединение в единую музыкальную композицию смотрится вполне естественно.
Спектакли проходят в четыре вечера, но посетить первую оперу цикла, как оказалось, наиболее продуктивно. Во-первых, в ней две самоценные части – Увертюра и опера Дарьи Звездиной, а во-вторых, Увертюра – это соединение четырех «тизеров» ко всем операм цикла, и она собирает фрагменты всех авторов. Композиторы заранее не обсуждали концепции друг с другом, однако получилась симметричная структура с кольцевой рифмой: открывают и закрывают Увертюру фрагменты Звездиной и Широкова – словно застывшие, остраненные, предельно-минимальные в материале и развитии, c акцентом на вокальные партии (квартет N’Caged и октет Questa Musica), а серединные части Белоусова и Горлинского переключают действие в динамичную стадию, более телесную и будоражащую, с кардинальной, иногда компрессированной интонационностью и интенсивными инструментальными тембрами (расширенный состав Московского ансамбля современной музыки, дирижер – Филипп Чижевский).
Отдельная опера Дарьи Звездиной завершается тем же материалом с аскетичной вереницей медленно раскачивающихся микромотивов у солистов N’Caged, с которых начиналась Увертюра. Монохромное полотно оперы соткано из трех таких протяженных фрагментов, с неровным балансом между нарочитым давлением повторов и бесконечно-выдержанных звуков с их тревожной хрупкостью. Сначала лаконичный материал действительно завораживает, приковывает несимметричными перестукиваниями деревяшек, тихим гудением аккордеона и органа и бесчисленной чередой из слов-точек у голосов, но в какой-то момент ощущаешь буквально физическое давление от тяжести и однообразности. К тому же тексты на экране и звучании не синхронизированы, они то догоняют, то обгоняют друг друга, заставляя слушателя, стремящегося ухватить связи с изображениями и послушать музыкальный материал, изрядно потренировать навыки концентрации.
Ангел с тараканом
Если бы четыре оперы, составляющие новый сериал, можно было представить как единый сонатно-симфонический цикл, то вторая часть была бы в нем скерцо. Столько счастья и веселья не дарил еще ни один спектакль Электротеатра Станиславский.
Это было абсолютно неожиданно: композитор Александр Белоусов раньше воспринимался как строгий каллиграфический мастер, чьи скупые штрихи и запятые артикулировали чистое пространство тишины – по крайней мере, так звучали его «Маниозис» или «Книга Серафима», выпущенные в Электротеатре. Здесь же раскрылась обратная сторона его таланта: умение писать заводной поп.
Это чувствовалось уже в Увертюре-тизере, где вторая часть Белоусова заставила слушателей резво выпрямиться после сумрачно-однотонного опуса Дарьи Звездиной. Но и в самой опере, показанной во второй день тетралогии, энергия и блеск просто хлестали через край.
В составе Московского ансамбля современной музыки, которым четко и точно дирижировал Филипп Чижевский, сидели два барабанщика за ударными установками, а контрабасист Игорь Солохин и клавишник Михаил Дубов подбрасывали им упругие басы. При этом ни о какой импровизации, свойственной джазу или року, речи не шло. Ударники Андрей Винницкий и Александр Суворов играли строго академически написанный нотный текст, ориентируясь по наушникам на не слышный зрителям клик.
Прихотливо написанный ритмический узор был расцвечен тембрами струнных, аккордеона, флейты, бас-кларнета, трубы и тромбона – авангардные приемы игры инструментов были замешаны с попсовыми в тщательно выверенной пропорции. Если добавить электронику, под которую прошел пролог оперы, то можно получить идеальный фон для вокалистов, в чью задачу на этот раз вошло начитывать хип-хоп. Солисты вокального квартета N’Caged упражнялись в рэп-стилистике, радостно куражась – настолько, что даже хмурая Арина Зверева запрыгала перед нотным пультом не хуже пацана на дискотеке. От квартета не отставал вокальный октет Questa Musica во главе с Марией Грилихес. В самом конце они даже не продекламировали, а спели одну ноту: чтобы мы поняли, для чего был нанят высокопрофессиональный ансамбль.
Столь же забавен был и зрительный ряд: началось с библейского Моисея, если бы он записывался на пластинки в 1950-е годы, переключилось на эротику с тараканом и продолжилось дружеским обедом в ресторане «Пушкин», где молодой и нежный Дримс в образе Бориса Юхананова, смешно деформированный нейротехнологиями, приветливо обменивался мнениями о литературе со столь же милым и столь же деформированным Киану Ривзом. Ближе к концу в словесном тексте появляются и соленые словечки, которые композитор Александр Белоусов, впрочем, не акцентирует.
Возможно, Дримс – это новый образ Бориса Юхананова, каким когда-то был «Гуманоид Иванов». Это подтверждают вставленные в монтаж черно-белые фотоснимки Андрея Безукладникова, на которых Борис является в компании творческой богемы 1980-х.
Сегодня Борис дожил до той точки своей карьеры, когда знающий себе цену мастер имеет право открыто и громко посмеяться вместе со своими коллегами и поклонниками.
