Персона
Премьера оперы «Луиза Миллер» в Большом театре – событие из разряда сенсаций. Тот случай, когда можно утверждать наверняка: забытое название сулит зрителям неожиданное и очень яркое открытие. Первая социальная драма Верди (1849) на сюжет трагедии Шиллера «Коварство и любовь», «Луиза» является прямой предшественницей «Риголетто» (1851) и «Травиаты» (1853) – как в музыкальном смысле, так и с точки зрения сюжета. И все же она на долгие десятилетия оказалась задвинутой «на полку». В последние 40-50 лет, правда, появилось немало ярких постановок – например, в 1979 году в Метрополитен-опере, с участием Ренаты Скотто и Пласидо Доминго. Но не у нас. В России последний спектакль случился в 1936 году (Кировский театр, Ленинград), с тех пор оперу можно было услышать только в концертном исполнении Капеллы Валерия Полянского (в 2004 и 2010 годах).
Понятно, что к премьере в Большом театре повышенный интерес, тем более что ставит именитая команда: режиссер Георгий Исаакян, дирижер Эдуард Топчян (худрук Национального филармонического оркестра Армении) и сценограф Алексей Трегубов. В предвкушении премьеры Ольга Русанова (ОР) поспешила за подробностями к Георгию Исаакяну (ГИ).
ОР Георгий, вы впервые работаете на Новой сцене Большого театра. До этого у вас был опыт сотрудничества с Камерной сценой БТ. Каковы ощущения?
ГИ Когда работаешь в главном театре страны, с его возможностями, ресурсами – человеческими, творческими и финансовыми, – ощущения особые. Скажем, качество декораций и скорость, с которой они были сделаны, это предмет зависти. А ведь декорации – отдельное произведение искусства. В нашем спектакле есть сценографический текст (заслуга художника Алексея Трегубова). Это большая редкость, когда сценография развивается, преподносит тебе сюрпризы, и ты только в конце понимаешь, в какую игру она с тобой играет и что означает все предыдущее. Ну и, конечно, мои самые добрые слова относятся к труппе, которая может столь сложную музыку исполнить качественно.
ОР А как сложился тандем с дирижером?
ГИ Видите ли, я не верю в постановки, склеенные за день. Наш спектакль сочинялся долгое время, буквально потактно. Дирижер Эдуард Топчян был с нами на всех репетициях, можно сказать, он соучастник и сопостановщик. Мы проговаривали каждую сцену, каждую паузу, каждый вздох, чтобы он понимал, про что спектакль. Так же, как и сценограф Алексей Трегубов, который каждую секунду был на связи с нами.
Я не верю в постановки, склеенные за день. Наш спектакль сочинялся долгое время, буквально потактно.
ОР Идея пригласить Эдуарда Топчяна ваша?
ГИ Нет, дирекции театра. Получается, у нашей команды тройной дебют: впервые мы работаем друг с другом, впервые в Большом театре на большой сцене и впервые с этой оперой. И это тройной стресс (улыбается). Ведь одно дело, когда ты давно работаешь с человеком и понимаешь его с полувзгляда. А тут режиссер, дирижер и художник говорят на разных языках, и нам быстро надо было найти свое эсперанто. Мне кажется, у нас получилось, более того, я думаю, такое совместное творчество и есть главная радость от этой работы.
ОР Вот вы сказали, что постановочная команда впервые соприкасается с «Луизой Миллер». Но ведь и артисты тоже?
ГИ Да, в нашем составе раньше в этой опере не пел никто, кроме приглашенных певцов: итальянца Антонио Поли в партии Рудольфа (в Римской опере), корейца Саймона Лима – в роли графа Вальтера. И, кажется, еще Павел Янковский пел где-то свою партию, отца Луизы Миллер.
ОР А каково это – быть первопроходцем? Причем не нового, а хорошо забытого старого?
ГИ Конечно, это путешествие в незнаемое.. Мне кто-то говорил, что очень удобно ставить то, что никто не ставил. И что бы ты ни сделал, будет считаться, что так и нужно. Но, с другой стороны, ты не вступаешь в диалог и спор с предшественниками, с тем, что привычно, и если ты вдруг открываешь новый поворот, это всем заметно. Тут не так. Мы сейчас открыли массу новых вещей, но все будут думать, что это написано у Верди.
ОР А откуда само это название взялось, ведь изначально его в планах не было?
ГИ Как я понимаю, Большой театр на ходу перекраивал репертуарные планы: что-то по понятным причинам ушло, что-то пришло. Если говорить конкретно о «Луизе Миллер» – это было мое предложение театру. Мы обсуждали несколько названий, причем обсуждали давно, начиная еще с предыдущих сезонов. Перебрасывались идеями, но у всех свои планы, и мы никак не могли сойтись. Наконец, это случилось. С мыслью поставить «Луизу Миллер» я ношусь уже лет двадцать. Сказать «спектакль моей мечты» сложно, так как в моем портфолио это, наверное, 150-я по счету постановка, но в моем списке приоритетных вещей эта опера, безусловно, была. Я еще в Перми думал: может быть, рискнуть? Но то состав не собирался, то не было ощущения актуальности обращения к этому названию. Наконец, после достаточно интенсивных обсуждений, дискуссий и сомнений мы дошли до премьеры.
Георгий Исаакян: Театр должен периодически вокруг себя всех встряхивать
ОР А у вас все-таки есть объяснение, почему «Луиза Миллер» не репертуарная опера?
ГИ Не только не репертуарная, по чьей-то глупости она еще и числится в списке «неудач» Верди. Я вот после каждой репетиции спрашиваю у всех: «Что тут неудачного, скажите?» Никто не может ответить. По-моему, это просто какая-то безумная лень человеческая, другого объяснения у меня нет. Ведь в основе здесь одна из главных пьес Шиллера, популярная и у нас: были знаменитые спектакли Чхеидзе в БДТ, потом Додина в МДТ. Сюжет трогательный, умный, неоднозначный. Сложные характеры: от сцены к сцене ты начинаешь по-разному к ним относиться. Гениальная музыка, ни одной проходной ноты: компактная, упругая, как будто из мышц состоящая. В общем, ни одного дурного ингредиента в этой опере не обнаружено.
ОР А как ее актуализировать? Там же главная тема сословного неравенства…
ГИ А и не надо актуализировать, она и так актуальна. У нас что, нет людей простых и, так сказать, «элиты»? И сегодня мальчику из золотой молодежи может понравиться девочка из бедной семьи. И так же, как тогда, это может не понравиться его родителям, и ей так же могут начать угрожать.
ОР То есть вы ничего не переиначивали, оставили Шиллера на месте?
ГИ Во-первых, сам Верди внес коррективы в пьесу Шиллера: вместо Германии начала XVIII века действие «переехало» в Тироль начала XIX века, хотя в переписке с либреттистом Каммарано он пишет: «Оставьте побольше Шиллера». Дальше: Верди убирает маму Луизы, и получается история про отца и дочь, как потом в «Риголетто» (в «Травиате», правда, линия не дочь – отец, а сын – отец, но в любом случае мама – отсутствующая фигура у Верди). Все в целом это немецкий романтизм глазами итальянцев, звучащий на итальянском языке.
Ну а мы вслед за этим, понимая, что спектакль ставится в 2023 году в Москве, тоже вносим свои штрихи, чтобы зритель вежливо не скучал, как это иногда бывает на классических костюмных постановках. Как мне кажется, нам удалось пройти по узенькой тропинке: с одной стороны, сделать современный спектакль, а с другой (и для меня как музыканта это очень важно) – мы с пиететом отнеслись к музыке, во всяком случае, не возникает стыда, что ты искалечил великого композитора.
ОР То есть вы перенесли действие в сегодняшний день, герои одеты в современные костюмы?
ГИ Да.
ОР Георгий, из 26 опер Верди сколько вы поставили?
ГИ Я поставил «Риголетто», «Аиду», «Дона Карлоса», «Травиату», «Отелло», делал восстановление «Бала-маскарада», теперь вот «Луизу». Получается, четверть его наследия я имел счастье ставить. Но «Луиза Миллер» – особая штука, тут такое ощущение, будто Верди вдруг проснулся другим композитором. Ведь только что он писал масштабные исторические и библейские полотна: «Битву при Леньяно», «Набукко», «Аттилу» – там очень определенные, такие черно-белые герои – этот плохой, этот хороший. И вдруг в одночасье Верди превращается в тончайшего психолога, пишет изысканные драматургические сцены, где люди вступают в сложные отношения. Я думаю, проблема этой оперы в том, что она опередила время: ни публика, ни критика не успели за композитором. В «Луизе» он не просто сформулировал все эти сюжеты, мелодии и гармонии, он услышал весь свой последующий путь развития.
ОР А главная тема спектакля для вас? Социальное неравенство или..?
ГИ Я всегда сострадаю нам, людям, потому что жизнь коротка, мимолетна, полна страданий. Искусство – это утешитель человека в его одиночестве. Главное – судьба маленького человека, которого сносит дуновение ветра: он цепляется за свою привычную жизнь, а она рушится, потому что вступают в действие силы, которые его перемалывают, будь то власть, общество или богатство. Ощущение хрупкости, мимолетности человеческой жизни – вот про это наш спектакль.
ОР А финал – вообще шекспировский.
ГИ Да, Ромео и Джульетта, абсолютно. Ощущение, что опера как губка впитала в себя весь гигантский культурный контекст – и драмы, и музыкального театра. Ты «читаешь» ассоциации, слышишь мотивы из его будущих опер. Люди воспринимают некоторые мелодии как цитаты из «Риголетто» и «Травиаты», не отдавая себе отчет, что эти оперы были написаны позже. И тут нет проходных номеров, пустот.
ОР Какие еще сюрпризы ждут зрителя?
ГИ Мы обратили внимание на особую акустическую идею оперы. Верди использует такие трюки, как, например, хоровое эхо: хор находится то справа, то слева, а ведь изменение источника звука кардинально меняет восприятие. Маэстро играет в эту игру: музыка все время раздается из неожиданных мест. Мы еще усложнили это – пока не скажу как, но вы все увидите и услышите. Спектакль получился стереофонический, и опять, возвращаясь к вопросу об отсутствии традиций постановок, все будут думать, что так написано у композитора. На самом деле он подает нам какие-то идеи, а мы возводим их в куб и делаем это чуть ли не несущей конструкцией спектакля.
