События
В этом году направление, заданное автором идеи смотра, музыкальным продюсером, художественным руководителем Нижегородского театра оперы и балета Алексеем Трифоновым, можно сформулировать так: тесное включение русской музыки первой половины ХХ века в контекст мирового музыкального творчества.
«Мне хотелось, во-первых, через инновационную концертную площадку, появившуюся недавно на стрелке Волги и Оки, заинтересовать классикой молодую публику, до того в ней не искушенную, – говорит Алексей Трифонов. – Во-вторых – открыть слушателям, привычным к оперно-симфонической музыке XIX века, иные пласты музыкального творчества, связанные с эпохой барокко, с новаторством гениев ХХ столетия. И в-третьих, дать возможность оперным исполнителям вступить в новые для них пространства камерной музыки, которые позволили бы свежим взглядом посмотреть на собственное искусство».
Совершенно в духе этой многозадачности пролег и курс нынешней, уже Пятой «Стрелки», события которой развернулись в феерических интерьерах «Пакгаузов» – нового культурного центра, спроектированного известным архитектурным бюро СПИЧ на базе сохранившихся исторических строений Всероссийской выставки 1896 года. Начавшись по традиции с оперного гала, но не стандартного из ходовых арий условных Россини-Беллини-Пуччини, а барочного (Гендель, Вивальди, Перголези, Кальдара, Дуранте), праздник продолжился исполнением «Истории солдата» Стравинского под управлением московского маэстро Ивана Великанова с участием актера-чтеца Вениамина Смехова. Усладив слух любителей сугубой немецкой классики (Гайдн, Шуман, Мендельсон, Брамс в исполнении оркестра Александра Рудина Musica Viva), познакомив слушателя с искусством молодой индийской фортепианной звезды Риса Консессао (Бетховен, Шуберт, Мендельсон, Прокофьев), не обидев и фанатов шлягеров (вечер неаполитанской песни), смотр подошел к двум своим завершающим программам. Послушать их снова выпал шанс корреспонденту журнала.
Первая остроумно соединила творчество трех великих композиторов, которые уже своим появлением на свет как бы обозначили траекторию развития музыки ХХ века: это Рахманинов (родился в 1873 году), Шёнберг (в 1874-м), Равель (в 1875-м). Взялась представить их вокальную лирику одна из ярчайших отечественных оперных звезд Надежда Павлова в ансамбле с известным пианистом-просветителем (и, кстати, выпускником Нижегородской консерватории) Алексеем Гориболем.
Правда, показалось, что для Надежды, чьи успехи Википедия связывает больше с западной, чем с русской музыкой, Рахманинов, как ни парадоксально, пока что не стал вполне родным автором. Хотя выстроен был блок из девяти романсов идеально: созерцательные «Здесь хорошо», «Маргаритки», «Сон», «Сирень», «Островок»; экстатические «Они отвечали», «Давно ль, мой друг», «Я жду тебя»; суммировавший обе эти линии главный рахманиновский хит «Не пой, красавица». Все предельно интеллигентно и точно – но словно бы это сыграл инструмент с рафинированно-холодноватым тембром, а не спел живой человеческий голос.
Ближе к темпераменту Павловой оказались «Мадагаскарские песни» Равеля, в воссоздание скупой графики которых включились флейтистка Зарема Горбунова и виолончелист Игорь Бобович. Настоящая же удача солистки – «Песни кабаре» Шёнберга, в которых будущий изобретатель додекафонии еще почти целиком во власти традиций Шумана и Иоганна Штрауса, но иронию наступившего нового века выдают преувеличенный романтический пафос «Невзыскательного любовника», лукавая соблазнительность «Гигерлетты», хмельная игривость заключительного «Медленного вальса» на стихи Шиканедера (того самого, соавтора моцартовской «Волшебной флейты»)…
На бис Надежда с неожиданной проникновенностью спела знаменитый Вокализ Рахманинова, что заставило подумать: ее подлинное постижение музыки Сергея Васильевича впереди, и оно не за горами.
В заключительной программе на сцену поднялись оркестр La Voce Strumentale Нижегородской оперы во главе с музыкальным руководителем коллектива Дмитрием Синьковским и солисты театра. Идею вечера я для себя расшифровал так: в сочетании «французского с нижегородским» нет ничего противоестественного. Да ведь и до того в афише фестиваля уже было столько «отзвуков» Франции: «Бестиарий» и «Негритянская рапсодия» Пуленка, «Сельскохозяйственные машины» Мийо, не говоря о том же Равеле.
Когда потрясающая Наталия Ляскова (меццо-сопрано) исполняла его «Шехеразаду» на стихи Тристана Клингзора, это совсем не было повторением опыта Надежды Павловой хотя бы потому, что Равель тут совершенно иной: не умудренный десятилетиями скептик-эконом, отмеривающий звуки микродозами, а жадно ищущий новые краски молодой художник-импрессионист.
Кантата Дебюсси «Блудный сын», наоборот, показала нам классика импрессионизма задолго до его революционных открытий – разве лишь в эмоциональной «вуали», по-доброму смягчившей суровый библейский сюжет, мы могли угадать будущего мастера полутонов, который здесь при первой же возможности (сочинителю всего 20 лет!) прячется под сень академизма, а в конце почти в точности воспроизводит старинный гимн «Господь – наш оплот», так знакомый нам по кантатам Баха, «Гугенотам» Мейербера, Реформационной симфонии Мендельсона… Чрезвычайно интересный опыт и для публики, я уверен, в подавляющем большинстве слышащей это впервые, и для блистательных исполнителей – тенора Сергея Писарева, баритона Константина Сучкова, а также для не вполне еще прочувствовавшей нюансы стиля Дебюсси, но в лучшие моменты похвально старавшейся «округлить» свое резковатое сопрано Екатерины Ясинской.
А вот «десерт», которым Дмитрий решил усладить всех после экзотических «блюд», – общеизвестная прелюдия Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна» – оставил желать большей звуковой тонкости и пластичности. Видимо, приспособить симфонический оркестр, пусть и такой прореженный, как в «Фавне», без труб и тромбонов, к камерному, по сути, залу (чуть более 400 мест) – непростая задача. А возможно, и есть повод доработать акустику этих стен (придуманную московской Acoustic Group). Например, поставить дополнительные экраны, смягчающие звуковую атаку и делающие дыхание музыки более объемным.
Сама программа финального концерта фестиваля могла бы, на мой взгляд, быть пообширнее, чем одно отделение продолжительностью чуть более часа. Отчего бы для гармоничности целого не включить в нее, допустим, что-то, объединяющее русскую и французскую темы? Кто бы возражал, например, против сюит из «Шута» или «Блудного сына» Прокофьева, написанных по заказам Дягилева для Парижа? Да и «Спящая красавица» Чайковского на сюжет сказки Перро вряд ли испортила бы «песню».
Если же подумать о будущем фестиваля и вообще «Пакгаузов», то и городу, и губернии есть к чему приложить дальнейшие усилия. В конце концов буклет фестиваля открывается напутствием не кого-либо, а губернатора Глеба Никитина. Отчего бы региональному руководству не позаботиться об устройстве поблизости от «Пакгаузов» как минимум остановки общественного транспорта? Чтобы не приходилось любителям высокого, заинтересовавшимся, допустим, открытой в одном из «Пакгаузов» выставкой русского авангарда или обещанной в ближайшие месяцы мировой премьерой балета известного петербургского композитора Юрия Красавина «Пиковая дама», разоряться на такси или топать пешком километр от метро…
