События
Игорь Стравинский для театра «Геликон-опера» и его основателя Дмитрия Бертмана – особый композитор. Большой зал носит имя великого классика ХХ века вовсе не случайно: тридцать пять лет назад первым сыгранным спектаклем театра была опера «Мавра» Игоря Федоровича. Премьера тогда обернулась судьбоносным успехом, поэтому и Стравинский навсегда стал для «Геликона» символом удачи.
Опера «Похождения повесы» – «это самая настоящая мифологема, ситуация, в которую каждый из нас попадает постольку, поскольку он вообще является человеком», – говорил Уистен Хью Оден, создавший вместе с Честером Коллменом либретто. Действительно, остаться равнодушным к произведению невозможно, потому что мало кому за жизнь удается не примерить на себя образ главного героя, пусть даже на один процент. Борьба с превратностями судьбы знакома каждому, перед сложным выбором тоже хоть раз, да все стояли.
Стравинский написал оперу под сильным и шокировавшим его впечатлением от цикла картин и гравюр английского художника Уильяма Хогарта – кстати, их можно было увидеть на специально подготовленной к премьере выставке в фойе «Геликона». На основе тех восьми сюжетов и появилась история Тома Рейкуэлла, мечтавшего о легких деньгах: «темные силы» в облике Ника Шэдоу преподносят ему неожиданное наследство, с которым он справиться не может или вообще не способен, попутно навсегда теряет единственную искреннюю любовь, Энн Трулав, и заканчивает жизнь в сумасшедшем доме.
Опера, написанная почти 75 лет назад, не сходит с театральных подмостков. В Москве связанным с ней последним большим событием был показ в 2019 году совместного спектакля фестиваля в Экс-ан-Провансе и Национальной оперы Нидерландов, адаптированного для МАМТ имени Станиславского и Немировича-Данченко. По концепции режиссера Саймона Макбёрни, вместо сказочной призмы и исторической дистанции, изначально предложенных композитором и либреттистами, на сцене «впрямую» и эмоционально обостренно рассказывалась история сделки современного человека с дьяволом, победить в которой нереально. Также сегодня до сих пор можно увидеть легендарную версию «Повесы» в постановке Бориса Покровского: мэтр ставил оперу в 1978 году, а всего год назад на Камерной сцене Большого театра осуществили капитальное возобновление этого спектакля, где как раз есть и притча-сказка, и архаика. Постановка Дмитрия Бертмана – «где-то посередине» двух упомянутых подходов. Как ни странно, именно таким хитросплетением она особенно и интересна.
К этой партитуре Стравинского Дмитрий Бертман впервые обратился четверть века назад в Volksoper Wien. Нынешняя премьера в «Геликоне» – российская версия его спектакля 2016 года, поставленного в Финской национальной опере в тандеме с австрийским художником-постановщиком Хартмутом Шоргхофером, который также работал с Бертманом над его первой версией «Похождений повесы» в Вене, и в самом «Геликоне» над спектаклями «Прекрасная Елена» и «Запрет на любовь». За пластику и сценическое движение актеров в Финляндии, как и сейчас в России, отвечал давний соратник режиссера – хореограф «Геликона» Эдвальд Смирнов.
«Финские» декорации, костюмы, мизансцены уже проверены временем и, вероятно, не требовали серьезных корректировок: главным отличием «геликоновского» спектакля стало использование русского перевода оперы, сделанного для того самого спектакля Бориса Покровского Натальей Рождественской (матерью дирижера Геннадия Рождественского). Англоязычная опера Стравинского The Rake’s Progress слушается на русском сперва немного странно: мелодика оперы тесно связана с фонетикой английского языка. В то же время пение по-русски не только упрощает для широкой публики понимание сложной фабулы сюжета, но и стирает ложную иллюзию, что «это все про них, а не про нас».
Идея переноса в «Геликон» спектакля Финской оперы вполне оправданна: в постановке много любопытных и довольно точных для понимания морали «Повесы» находок. Важно учесть, что они вдохновлены композиторским приемом, а это бывает нечасто: Стравинский соединил жанровую суть барочной оперы (начало истории в духе типичной пасторали, речитативы под звуки чембало) с современным для середины прошлого века интонационным музыкальным языком. Конечно, такой симбиоз был для композитора характерным стилевым приемом, но использовался им всегда очень конкретно: например, для «связи времен и эпох» и усиления актуальности старых сюжетов.
Бертман, создавая спектакль, также выбрал симбиоз. До конца второго действия у него выдержана тончайшая стилизация, а «авангард» добавлен чуть ли не одним единственным реквизитом – ноутбуком, заменившим «чудо-машину», на которую Том фатально возлагает надежды по превращению мусора или камней в хлеб. Все остальные детали спектакля поданы совсем не «в лоб»: пасторальное начало оперы визуализируется через залитый солнцем сад «пряничного» домика Энн и ее отца. Изгородь украшена декоративными фигурами гномиков, которые в финале вдруг оживут в психически измененном сознании Тома. Именно эту «зону комфорта» главный герой вскоре променяет на погружение в хаос страстей, пороков и заблуждений. Следующие перипетии сюжета превращают спектакль в настоящую фантасмагорию, отражающую деградацию повесы: Том не может устоять перед разнузданностью лондонского борделя, отплясывающего бешеный канкан, женится на эксцентричной бородатой Бабе-турчанке, отвергает искавшую его по всему свету Энн. Любопытно, что городские дома, окружающие теперь Тома вместо пасторального сада, становятся от сцены к сцене все меньше и меньше, а потом и вовсе утопают в песке.
Наиболее интересно в постановке решен финал: Ник Шэдоу, олицетворяющий демона и развалившийся на крышке клавесина, как на надгробии, проигрывает решающую карточную игру. Однако в схватке «должок и любовь» побеждает сильное чувство, которое Энн, несмотря ни на что, сохранила в своем сердце. Но никакого хеппи-энда нет: все было потеряно Томом гораздо раньше и безвозвратно, чудес не бывает. Именно эту суть как нельзя лучше подчеркивает русский перевод эпилога «Минуточку внимания», в котором мораль и назидательность, адресованная зрителям, по сравнению с оригиналом считывается гораздо эффектнее.
Музыкальное воплощение «сложносочиненного» спектакля «Геликон» представил достойно, это касается и второстепенных партий (Михаил Гужов – отец Трулав, Ирина Рейнард – Матушка-гусыня), и ключевых. Прежде всего, гарантом успеха стала прекрасная дирижерская работа Валерия Кирьянова, поскольку под его рукой оркестр убедительно звучал во всем необходимом многообразии: от барочной стилизации до экспрессионистского накала. Удачи не было бы и без прекрасного хора, спектакль «Похождения повесы» как нельзя лучше раскрывает актерский потенциал «геликоновцев», поскольку артисты хора почти постоянно на сцене и меняют за три часа большой арсенал образов.
Звезда постановки – Елизавета Кулагина в роли Энн. Партия подходит ее голосу на сто процентов, а также она способна «страдальческие» образы делать интересно: благодаря ей во многом раскрывается сказочная иллюзорность оперы, она напоминает то Алису в стране чудес, то Герду из знаменитой сказки про Снежную королеву. Впрочем, к актерской игре состава нет ни одной претензии: каждый солист обладает свободой на сцене, все движения и действия оправданны. Сергей Абабкин в титульной роли и Петр Соколов в партии Ника Шэдоу – отличный дуэт, а если оба последят за насыщенностью тембра по всему диапазону, уровень интерпретаций будет еще выше. Ксения Вязникова прекрасно отыграла переломный момент в образе Бабы-турчанки, когда ее экстравагантность оказывается всего лишь «защитной маской» простой несчастной женщины. Невозможно записать во второстепенные персонажи Дмитрия Пономарева – Аукционщик в его исполнении получился невероятно харизматичным! Одним словом, вся команда постаралась «вскрыть» смысловые и музыкальные слои гениальной оперы Стравинского на пределе возможностей – и у них получилось.
Сергей Абабкин: Наш «Остров Тюлипатан» – это вайб свободных 1980-х
