События
В новом сезоне в Художественном театре снова объясняются в любви старшему поколению труппы. Спектакль «Третий звонок, господа!» полон жизни и музыки.
Он будто сконструирован из отражений. Как в зеркалах, отражены характеры, ситуации, мотивы. И оттого, что тема спектакля – беззаветная любовь к театру, в прологе звучит фраза-перевертыш: «Ненавидите ли вы театр так, как ненавижу его я?» Белинского наизнанку цитирует Вячеслав Жолобов, он же купец 1-й гильдии Нил Овсянников, благодетель «Убежища для престарелых немощных артистов». Имена, амплуа да сюжетная идея – все, что заимствовано из рассказа Куприна «На покое», диалоги взяты из его же «Сцен в 3-х действиях». В остальном – отражения.
Купринские персонажи, склочники и пошляки, вызывают у читателей мало приязни. Но героям «больничного кабаре» в постановке Кирилла Вытоптова публика дарит симпатии во всех формах, не исключая денег. Пространство Малой сцены МХТ зовет к разрушению «четвертой стены», вовлекая зрителей в двухчасовое действие.
Жанр его назван метко! Эстрадные номера – репризы, песни, конферанс инкрустированы в драматургию. Не потому ли художник Нана Абдрашитова сразу иронизирует над штампами кабаре? Спектакль начинается появлением Лизоньки (Маргарита Якимова), «то ли девочки, а то ли виденья», в белом врачебном халате и… пышном головном уборе из перьев. Но ни эстрады, ни бара. Только медицинские кровати, тумбочки, стол, несколько экранов, где изгибаются кривые кардиограмм, идут передачи о животных и спорте, мелькают ударные слоганы и поясняющий события текст. Палитра спектакля: черный, красный, синий в бликах неоновых ламп (художник по свету Иван Виноградов) по-своему обыгрывает жанр. Сцена переосмысливается комнатой в доме причта, подземным переходом, рестораном, театральной гримеркой, оставаясь той же больничной палатой и тем же условным кабаре.
Вот в это стерильно-многоцветное пространство, столь далекое от затхлого купринского антуража, поселены пятеро: знаменитый «во дни оны» трагик Славянов-Райский (Станислав Любшин), бывший опереточный тенор Лидин-Байдаров (Евгений Киндинов), добродушный суфлер «Стаканыч» (Владимир Краснов), вечно раздраженный комик Михаленко (Владимир Тимофеев, а в другом составе – Александр Семчев) и благообразный у Куприна, но в спектакле не лишенный обаятельной эксцентричности бывший режиссер Николай Николаевич, «Дедушка» (Виктор Кулюхин). Все они хулигански сбросят в стаканы вставные челюсти, весь спектакль поражая отменной дикцией старой театральной школы. При том, что молодежь станет комкать слова, а юная Лизонька картавить: отражения множатся и предвещают веселье.
О другом мхатовском спектакле с Любшиным, Ефремовым, Смоктуновским выдающийся критик Владимир Лакшин писал: «…начинаешь смеяться не от того, что смешно, а просто от удовольствия – так точно, правдиво и неожиданно живут они на сцене». И здесь то же. Хоть для каждого героя заготовлен бенефисный выход, вся прелесть – в ансамбле, в ежеминутной вовлеченности всех в процесс, в наслаждении, которое мастера получают от игры друг друга совершенно открыто для публики.
Поэтому и может показаться, что происходящее – чистая импровизация, что любимые артисты вкладывают в уста персонажей собственные слова при полной свободе существования в оговоренных обстоятельствах. Свобода есть, но нет случайностей. Текст-коллаж собран из Куприна, из осколков Шекспира. Из пересказанных историй вроде той, где художники, наезжая в деревню на пленэр, приучили местного быка Шурика попивать водочку. Откуда она? Из подзабытого фильма Бориса Барнета «Полустанок» с Василием Меркурьевым – картины, как подсказывают киноведы, «о неизбежности старения, о прощании с молодостью». Тем значительнее кульминация спектакля, в которой Любшин обожжет сердца есенинским глаголом:
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
Донкихотские монологи седого патриарха о служении искусству и скоропортящейся славе, забвении и немеркнущей магии театра вспыхнут исповедальной силой. Их пафос отразит ирония. Появится и дама сердца – своя Дульсинея-Лизонька. А зрителей не покинет уверенность в том, что мысль и слово родятся здесь и сейчас.
Это ощущение спонтанности возникнет еще и потому, что все действие похоже на джем-сейшен. Мерцающий темпоритм его сродни джазовой импровизации, вольной в обращении со временем. Сама структура спектакля музыкальна. В нем поют. «Черный ворон, что ты вьешься…» затягивают насельники «Прибежища», и Нил Овсянников появляется в роли дирижера этого хора. Лидин-Байдаров «срывает аплодисмент» куплетами: «О, сновидение, о, наслаждение!». Лизонька берет в руки скрипку, чтобы исполнить шубертовскую «Аве Марию». «Стаканыч» все время плетет корзинки, но атмосферу спектакля сплетают звуки живой музыки. Трио – гитара, перкуссия, клавишные – сопровождает все действие джазовыми аранжировками популярной классики и авторскими номерами молодого композитора Марка Кондратьева. Музыка поддерживает сердцебиение и пульс, расставляет акценты, передает контрапункты смысла. В ней даже слышится вопрос: «Любите ли вы актеров так, как любят их создатели постановки?» Ведь им удалось доказать, что возраст необязательно отражается немощью. В случае их героев жизненная энергия электричеством освещает зал, и сцена излучает витальность. «Третий звонок, господа!» Он значит, что на покой уходить еще рано!
