Релизы
Анна Нетребко давно научилась красиво и киногенично умирать на сцене. Виртуозно, на одном дыхании делала она это на заре карьеры в «Травиате», заставляя испускать дух весь зал вслед за своей героиней. Когда режиссер Юрий Александров в «Царской невесте» Римского-Корсакова выпустил ее Марфу в финале как узницу концлагеря с проплешинами, с впалыми глазами, свидетелям этой сцены из зрительного зала казалось, что земля уходит из-под ног, сердце холодело. Виртуозно, как ни у кого другого, умирали ее Мими в «Богеме», Джильда в «Риголетто», Леонора в «Трубадуре». Словом, науку оперной смерти она изучила от а до я. В своем новом сольном альбоме Анна, как всегда, отважно поставила ребром главный вопрос жизни в лучших традициях экзистенциализма: что ждет нас дальше? Альбом, собранный из предсмертных арий, едва ли уступает сборнику эссе каких-нибудь Жижека или Фуко, или кого еще нужно читать сегодня на тему смерти?
Анна начала свой оперный дискурс с «Бедных цветов» из «Адрианы Лекуврер» Чилеа, продолжив предсмертной арией Дидоны из оперы Пёрселла, будто дав нам услышать великую трагическую актрису Адриану в ламенто Дидоны. Совсем не случайно на обложке диска певица вымазана чернилами, намекая на свое прошлое увлеченной рисовальщицы. На диске она иногда не столько поет, сколько рисует нам эмоции героинь, с всепоглощающим тщанием прочерчивая финальные узоры судеб своих героинь, напоминая знаменитое латинское Ut pictura poesis, где на месте «поэзии» – музыка. Во время арии Чио-Чио-сан Un bel dì vedremo, фантастически начатой с хрупкой кульминации, в воображении зримо возникают вершины горы Фудзи с посверкивающим на солнце снегом и силуэты Хокусаи. Непривычно слушать ее Дидону в неаутентичном строе, сегодня так «не носят». Но почему бы не помечтать о том, как Лекуврёр декламировала этот монолог, да и в таком нетрадиционном барокко есть свой олдскульный шик.
Ставить рядом таких дам, как Дидона и Лиза, – что может быть революционней? А Нетребко с легкостью сближает такие далекие миры, как стили Пёрселла и Чайковского. В пушкинской Лизе вдруг проглядывают черты античной богини, как на замалеванной иконе вдруг просвечивают первоначальные слои. Подушкой безопасности в контрастных стилистических модуляциях здесь от первой до последней ноты является оркестр Ла Скала под управлением Риккардо Шайи, который филигранно региструет, балансирует фактуры, тембральное освещение. Оркестр буквально дышит за солистку, добавляет ей кислорода. Такого пронзительно глубокого Чайковского не услышишь на его родине, но ведь понятно, что со стороны всегда виднее.
Слушая голос Нетребко, постоянно ловишь себя на мысли, что тут же видишь и ее лицо, и ее жесты, ее игру. Современная звукозаписывающая техника улавливает такие тонкости звука, которые непостижимо вытягивают за собой движение лицевой мускулатуры, мигание глаз, рук. Мы встречаемся с уже слышанными «Аидой» и Елизаветой из «Дон Карлоса» Верди, с «Манон Леско» Пуччини. Открытием же альбома становятся немецкие арии – более привычные Эльзы из «Лоэнгрина» и Елизаветы из «Тангейзера» Вагнера и полный неожиданностей и исполнительских откровений монолог Примадонны/Ариадны Es gibt ein Reich («Есть царство») из «Ариадны на Наксосе» Штрауса. Нетребко создает себе немецкую альтернативу, где может продолжать царить, попадая в комфортное звуковое измерение, где ее голос словно перерождается, без всяких сомнений благословляемый самим Гофмансталем. Ну и прощание Изольды в Mild und leise из «Тристана и Изольды» Вагнера – это ли не завещание великой певицы потомкам?
