Персона

Елена Панкратова:
Живу как затворница, работаю за двоих

Рашит Нигаматуллин:
Я ничего не делаю специально – просто слышу по-своему

Петр Бечала:
Мне близки мистические сюжеты

Александр Топлов:
Ограничения открыли для нас новые горизонты

Ада Айнбиндер:
Чайковский мне как старший брат

Карина Канеллакис:
Будем работать по “Плану Б”

Дмитрий Крюков:
Мой репетиционный рабочий день составляет 10–12 часов

Елена Михайленко:
Независимо от постановки я пою историю женщины

Георгий Исаакян:
Вся моя жизнь связана с Чайковским

Геннадий Саченюк:
Интерес к творчеству Ансамбля Александрова по-прежнему высок

Владимир Лисенко:
Все мы служим Чайковскому

Дмитрий Гринченко:
Проводить концерты без зрителей – утопическая история

Даниил Крамер:
Я начал думать благодаря неравнодушию педагогов

Александр Малофеев:
Чайковский рядом со мной с детства

Александр Титель:
Мы являемся свидетелями напасти библейского масштаба

Дмитрий Черняков:
Вот случился хэппи-энд. А что на завтрашнее утро?

Валерий Гергиев:
Кризис начинался не вчера и не с коронавируса

Александр Вустин:
Любая прожитая жизнь есть законченное произведение

Джеймс Конлон:
Наша задача — служить композитору

Выдающийся американский дирижер отметил 70-летие

Лиз Давидсен:
Когда все закончится, я буду готова тотчас приступить к работе

Богдан Волков:
Театр имеет безграничные возможности

Артур Назиуллин:
Мне комфортно в любом амплуа

Яков Кацнельсон:
Для того, чтобы композиторы продолжали жить, мы должны их играть

Максим Замшев:
Если открыть все архивы, многие репутации будут порушены

Шостакович, Хренников и другие - в новом романе о музыкантах

Гайк Казазян:
Классику не надо понимать, ее надо чувствовать

Владимир Юровский:
Я расцениваю нынешнюю ситуацию как войну с невидимым врагом

Алевтина Иоффе:
Пространство спектакля – это сон

Габриэль Прокофьев:
Внедрение электроники в оркестр открывает новые горизонты

Вадим Репин:
Кризис – это сито, сквозь которое просеивается все ненужное

Томас Хэмпсон:
Пой свою песню