Конкурс Рахманинова
В финале не оказалось некоторых сильных участников, но финалистов – семеро.
Все-таки неспроста один из крупнейших мастеров темпераментный и волевой сэр Георг Шолти сравнивал оркестр с клыкастым тигром, а дирижера называл укротителем: «Прояви слабость – тигр немедленно тебя слопает!»
Вот и наши конкурсанты, несколько успокоенные работой с коллективом Капеллы, который и профессионален, и по-человечески был расположен к ним, во втором туре встретились с большим зверем, а точнее – с Большим симфоническим оркестром имени П. И. Чайковского (художественный руководитель – уважаемый Владимир Иванович Федосеев – снова появился в жюри, и публика аплодисментами выразила ему поддержку в связи с постигшей маэстро личной утратой).
Да! Оркестр – это соперник или партнер. Опытные дирижеры знают, что даже самые проверенные технические приемы ослабевают без встречной энергии. Необходимо время, чтобы «приучить» оркестр к рукам. Это необыкновенно важно. Но совершенно невозможно на конкурсе. Здесь – цейтнот, азарт, острота и, в конце концов, проверка на прочность. Новые лица, новое отношение, новый звук, неизвестные традиции, даже непривычная рассадка. Что делать? И, главное, как укротить тигра?
Можно спасовать. Так, к сожалению, произошло с очень достойным конкурсантом Тиленом Дракслером и другим представителем европейского дирижирования – Филиппо Десси. Они старались, но не смогли выправить исполнение, которое развивалось по собственной хаотичной траектории. Можно было бы щелкнуть кнутом, который у профессиональных дрессировщиков носит красивое название «шамберьер». Так и поступил, в переносном, конечно, смысле, чтобы добиться оригинальной музыкальной образности, Арсений Шупляков (правда, уже после того, как «Симфонические танцы» вырвались из-под его контроля). Другая тактика: искренне притвориться, что дрессируешь тигра, хотя он в это время, как и полагается кошке, гуляет сам по себе. Вот это с большой внутренней убежденностью продемонстрировал Гурген Петросян. А можно иначе – по собственной воле пойти вслед за оркестром-зверем, то есть проиллюстрировать жестами самоиграющую музыку. Думаю, что вполне сознательно не обращали внимания на неизбежные накладки Николай Цинман, который отпустил на волю случая бурные потоки Концерта для оркестра Бартока, и Клеман Нонсьё в «Симфонических танцах» Рахманинова, но зато ему практически удалось стереть русскую многозвучность до прозрачности французских красок в своей родной музыке – «Дафнисе и Хлое» Равеля.
Алексей Моргунов безбоязненно гладил зверя, увлекал искренностью. Холодящая деловитость Михаила Мосенкова, напротив, утомила оркестр и не пошла на пользу работе. Алексей Рубин говорил просто и увлеченно, подкрепляя слова гибкой мануальной техникой, поэтому сумел удержать рвущуюся вперед музыку, придать ей форму. В целом это было одно из самых отчетливых выступлений во втором туре.
Хаожань Ли посвящал нас в древние восточные секреты укрощения стихий. Он работал «кистью и тушью». Те же потоки, тот же клубок полифонии в финале Бартока уверенно превратил в черно-белую графику. У этого дирижера значительно развита способность убеждать и подчинять себе оркестр с помощью мягкой силы.
Прирожденные укротители оркестров и публики – Иван Никифорчин и Филипп Селиванов. Напор, экспрессия, уверенность, страсть! Филипп взнуздал первую часть Пятой симфонии Шостаковича. Иван превратил свой выход в настоящий концерт: два-три конкретных указания – и «Вальс» Равеля взлетает, будто заранее отрепетирован. Без паузы зал сбрасывает напряжение криками «браво!».
Уйдем от иронии. Мы видели выступления очень талантливых молодых людей. То, что Иван и Филипп смогли «вынуть» из оркестра путем приложения видимых физических сил, не смогли – и это объективно – большинство других. У Ивана еще способность пребывать в неослабевающем тонусе внимания и приводить других в этот тонус. Поэтому успех заслужен.
Но если оркестр провоцирует дирижера добиваться чего-то за счет преувеличений, резких выпадов рук и корпуса, наклонов, прыжков, – это не способствует культуре, разрушает эстетику профессии. Все время «плюсовать» эмоции, доводить темпы и градус исполнения до высших отметок динамической шкалы – значит позволять разрастаться качеству, которое и так присуще дирижированию от природы, – честолюбию. Примеры великих, того же Шолти, не в счет, поскольку его личный большой стиль –это контрасты, уравновешенные архитектурной логикой мышления. Поэтому натуральная музыкальность Алексея Моргунова, которого жребий дважды, как нарочно, сводил с Иваном Никифорчиным и теперь приведет в финал, мне понятнее и намного ближе. Она не рассыпается шумным фейерверком эффекта, она приглашает вслушиваться в музыку и любить ее.
Итак, надеюсь, мне удалось убедить моих читателей, что тигра можно усмирить разными способами. Лучше всего, конечно, привить ему хороший вкус, а для этого вовсе необязательно есть дирижеров.
