Константин Тринкс: 
Я всегда стараюсь вступать в диалог с произведением

РК Скажите, как так вышло, что в самое тяжелое для музыкальной индустрии время вы получили предложение дирижировать постановкой в Ковент-­Гардене?

КТ На самом деле я получил приглашение дирижировать «Дон Жуаном» в Королевском оперном театре еще в 2018 году, как раз после того, как Питер Катона, директор по кастингу, увидел мойспектакль «Тристан и Изольда» в Государственном театре Касселя. То есть все это произошло ровно за три года до моего дебюта в Ковент-­Гардене, который можно назвать чудом. С начала пандемии я потерял довольно много ангажементов, в частности, отменилось мое дебютное выступление на Глайндборнском фестивале, поэтому тот факт, что ангажемент в Королевской опере был реализован по плану, меня очень обрадовал. Я крайне благодарен театру за этот важнейший этап в моей жизни! Очень радостно, что в результате я получил повторное приглашение дирижироватьэтим же спектаклем в Ковент-­Гардене осенью будущего года.

РК Существуют две редакции оперы: пражская и венская. Насколько вам близка предложенная театром версия? Какие моменты в этой музыке вы считаете наиболее важными?

КТ Поскольку серия спектаклей, которой я дирижировал, была не новой, а возрождением осуществленной в 2014 году постановки Каспера Хольтена, но только с измененным составом, я не принимал решения, касающегося выбора одной из версий партитуры. Однако мне повезло, потому что я бы сделал почти такой же выбор, как и команда, в свое время ставившая спектакль. Они обратились к смешанной версии, сочетающей в себе лучшее из обоих вариантов, где наиболее существенные различия касаются партий Дона Оттавио и Донны Эльвиры. В смешанной версии – а в прежние времена это был фактически общепринятый способ исполнения этой оперы – Дон Оттавио представлен двумя ариями, Донна Эльвира поет свои три арии.

Я не пурист в том смысле, что не могу предпочесть одну версию другой, поскольку в обоих случаях можно потерять прекрасную музыку, например одну из арий Дона Оттавио, а в пражской версии – арию Mi tradì Донны Эльвиры, которая для меня является одним из самых ярких моментов всей оперы.

РК Существует мнение, что для Дон Жуана Моцарт пишет не самую выигрышную музыку. Но даже при том, что арии Дона Оттавио кажутся намного интереснее, именно Дон Жуан остается привлекательным для нас. Почему?

КТ Очень верно подмечено! Дон Оттавио в большинстве постановок предстает перед нами как довольно слабый персонаж, почти скучный. Он нерешительный и абсолютно не уверен в своих действиях, а кроме того и не очень привлекателен как для своей супруги Донны Анны, так и для зрителей. Но музыка его партии просто восхитительна! Чего стоит только Dalla sua pace! И, кстати, если ее хорошо исполнять, то она точно может стать серьезным вызовом для певца. Удивительно, но у Дон Жуана нет ни одной настоящей арии. «Ария с шампанским» – это всего лишь одна короткая эмоциональная вспышка, слишком непродолжительная, чтобы называться арией. А в Metà di voi qua vadano во втором акте он выступает в роли другого персонажа, переодетого Лепорелло. Поэтому и музыка там больше напоминает арию-буффа.

РК Кто такой Дон Жуан именно для вас? Как вы работали над его музыкальным портретом? И насколько вы довольны получившимся результатом?

КТ Дон Жуан – совершенно бесстрашный и свободный, его абсолютно не волнуют установленные правила и нормы. И именно эта свобода, конечно, становится очень привлекательной. Но, возможно, Дон Жуан очаровывает еще и тем, как он смотрится на фоне окружающих его персонажей. Ведь они все в ­какой-то степени захвачены главным героем и даже зависят от него. Именно поэтому смерть Дон Жуана оставляет после себя некую пустоту, потому что все они, так или иначе, теряют смысл жизни.

Как я уже сказал, Дон Жуан абсолютно свободен. Свободен от страха, независим от условностей, социальных и даже моральных норм. Мне повезло, что заглавную партию в нашем спектакле исполнял Эрвин Шротт. Как я мог остаться недовольным результатом? Некоторые певцы, когда они поют одну и ту же партию в течение многих лет, становятся немного неряшливыми, позволяют себе неточности. Но только не Эрвин. И хотя он уже много раз исполнял эту роль, он всегда очень точен и помнит каждую деталь. Причем не только в своей партии, но даже в партитуре. Его выдающийся талант артиста заключается в том, что он способен сочетать эту точность с огромной свободой фразировки, как будто он придумывает слова и музыку в тот самый момент, когда поет.

РК Эта опера – одна из самых популярных в мировом театральном репертуаре. Музыкально сказать ­что-то новое при очередном обращении к ней очень сложно. Как вы решали эту задачу?

КТ Безотносительно того, что люди могут ожидать от интерпретатора, я считаю, что искать ту самую оригинальность ради нее самой – это неправильный подход. Я считаю, что каждый отдельныйспектакль уже является новым в определенном смысле. При всем желании абсолютно невозможно воспроизвести какое бы то ни было исполнение во второй раз. Слишком много факторов влияет на результат. Кроме того, я считаю, что индивидуальность каждого исполнителя делает его подход к воплощению музыкального произведения уникальным. Я всегда стараюсь вступать в диалог с самим произведением. Конечно, полезно прочитать о композиторе, особенностях создания сочинения, истории его исполнения… Но я верю, что каждая симфония, струнный квартет, соната или опера – это живой организм, который существует, будучи отстраненным от своего создателя.

Если я как музыкант подойду к исполнению музыки с уважением, то она сама начнет рассказывать мне о себе. Тут можно узреть ­какое-то мистическое начало, но на самом деле именно в этом заключается совершенно нормальный процесс работы, который является частью нашего Handwerk. В Лондоне это была моя пятая постановка «Дон Жуана». С тех пор как я впервые дирижировал этой оперой в 2005 году, музыка Моцарта естественным образом жила и созревала внутри меня. Поэтому я бы сказал, что моя интерпретация получилась без ­какого-либо принуждения к оригинальности.

РК Это то, чему вас учили ваши педагоги?

КТ Мне повезло, потому что мое образование можно назвать комбинацией непохожих друг на друга подходов к дирижированию. Да, я учился у двух очень разных педагогов: в университете – у Вольфа-­Дитера Хаушильда, сильного представителя немецкой дирижерской традиции, а в театре – у японского дирижера Казуши Оно, который привил мне много технических навыков. Сочетание этих двух очень разных школ оказалось для меня чрезвычайно плодотворным.

РК В чем, по вашему мнению, заключается главная отличительная черта немецкой дирижерской школы?

КТ Я думаю, что преимущество немецкой дирижерской традиции заключается в том, что вы действительно учитесь своему делу «с самых основ». Конечно, изучение дирижерской техники в университете – крайне важный опыт, но на самом деле почти всему учишься потом, на практике, то есть в театре. В Германии вы поступаете на работу в оперный театр в качестве репетитора и ассистента, играете на фортепиано на репетициях, проводите занятия с певцами, дирижируете оркестром и так далее. Когда вы понимаете, что готовы начать дирижировать самостоятельно, то вам дают шанс показать себя: вы ведете свой первый спектакль – обычно это оперетта или мюзикл – без репетиций. И если вы сдадите этот экзамен, то тогда вы можете приниматься за свою собственную постановку. Я тоже начинал как музыкальный ассистент и репетитор, затем стал вторым дирижером, потом первым и, наконец, музыкальным директором оперного театра. Такое образование нельзя получить больше нигде, и поэтому оно привлекает многих одаренных молодых музыкантов, которые хотят работать в немецких оперных домах.

РК Вагнер и Рихард Штраус – для вас особые имена. Иногда вас называют специалистом именно в постромантической музыке. Как вы сами для себя объясняете этот выбор?

КТ Еще в подростковом возрасте я сильно увлекся музыкой Вагнера. Его сочинения оказали на меня столь сильное влияние, что в тринадцать лет я окончательно решил, что буду дирижером. Вскоре я «заболел» операми и симфоническими поэмами Рихарда Штрауса. Как дирижер я чувствую себя «дома» именно в этом репертуаре немецкой романтической музыки, к которому также относятся Шуман, Брукнер и Малер. Тем не менее я никогда не изменял Моцарту, который и по сей день является для меня самым любимым композитором. Но я признаюсь, что мне очень нравятсясовершенно разные стили. Я люблю дирижировать Верди и Пуччини, Чайковского и Мусоргского, Легара и Иоганна Штрауса, Оффенбаха и Бриттена. Современная музыка также очень близка мне. Собственно, моя первая оперная постановка в новом сезоне – это L’amour de loin в Опере Кёльна, чрезвычайно красочное и поэтичное произведение финского композитора Кайи Саариахо.

РК Вы самый молодой дирижер из тех, кто уже продирижировал всем «Кольцом». Чем было для вас погружение в вагнеровскую музыку? И как оно отразилось на вашем последующем творчестве?

КТ Погружение – отличное слово! Когда в 2011 году я впервые дирижировал всем циклом, я уже был подготовлен: хорошо знал это гигантское произведение, потому что изучал его еще подростком. Я часто встречался с друзьями, чтобы просто почитать либретто, обсудить значение той или иной фразы, найти ее психологические и философские стороны. Для того чтобы дирижировать произведения такого масштаба, действительно нужно погрузиться в них с головой. И, конечно, как и со всеми шедеврами искусства, этому погружению нет предела. Каждый раз, когда я принимаюсь снова за «Кольцо», я открываю все новые аспекты, и моя интерпретация со временем становится более глубокой и зрелой, я думаю.

РК Вы также исполнитель на валторне и фортепиано, вокалист. Продолжаете ли вы эти музыкальные активности?

КТ Скажем так, я был исполнителем на этих инструментах. Фортепиано – первый инструмент, которым я овладел, но сейчас я крайне редко выступаю на публике как пианист. На валторне я играл, будучи подростком, и, признаюсь, она до сих пор остается моим любимым инструментом оркестра. Но, как мы все знаем, играть на ней очень сложно. Поэтому спустя ­какое-то время я разочаровался и перестал практиковаться. Но вместо этого я открыл в себе любовь к пению. Я пел в хорах и вокальных ансамблях, в мужском квартете брал партию второго тенора.

РК Насколько опыт владения другими инструментами (и голосом) помогает вам в дирижерской профессии?

КТ Без всего этого я, конечно, не смог бы работать так, как это делаю сейчас. Я могу репетировать с певцами самостоятельно, не обязательно обращаясь за помощью к концертмейстеру. Понимание того, что значит играть сложное соло на валторне, очень помогает мне в создании нужных условий для духовиков, чтобы они чувствовали себя комфортно и могли выкладываться на полную. А то, что я сам певец, очень помогает мне в работе с вокалистами. И эта часть моей деятельности доставляет мне огромное удовольствие. Певцы всегда очень благодарны, когда дирижер дышит вместе с ними, интуитивно понимает, что им нужно, и выбирает для них правильный темп. Я никогда не буду требовать от певцов того, чего они не могут достичь. И поскольку они это осознают, то с радостью выполняют все мои требования. Очень важно делать так, чтобы музыканты чувствовали себя комфортно. Но важнее найти правильный подход для того, чтобы заставить их выйти за пределы зоны комфорта, – в этом и заключается высшая цель дирижерской профессии, и только так можно достичь поставленных художественных целей.

English version