Конкурс Рахманинова
В отличие от пианистов, внезапно ставших концертмейстерами, и дирижеров, которые в финале, как на экзамене, тянули «билет» с «неизвестным» сочинением, композиторам было проще. Во втором, заключительном, туре от них требовалось представить концерт для фортепиано с оркестром – в собственном исполнении или при участии приглашенного артиста – и все, долгожданное объявление результатов. Если в вышеупомянутых номинациях еще можно было угадать распределение мест (за три тура финалисты показали себя с разных сторон, хотя интрига, конечно, сохранялась), то в композиторском состязании – фактически невозможно: среди участников не оказалось явных лидеров или каких-то неожиданных открытий. В целом все двенадцать конкурсантов продемонстрировали достойный профессиональный уровень владения оркестровым и фортепианным письмом, доказав, что и в современной академической музыке есть место такому жанру, как фортепианный концерт.
Во второй половине второго тура прозвучали сочинения еще четырех участников в исполнении того же оркестра «Новая Россия» – за пульт в этот раз встал опытный знаток новой музыки Федор Леднёв. В концерте Эдуарда Кипрского слышалось подражание блестящим бравурным концертам, которые любили писать композиторы XIX века: это и широкие темы-мелодии, словно «растекающиеся» по клавиатуре, и виртуозные пассажи, переходящие в диалог с инструментами, и торжественные аккорды, добавляющие градус торжественности. Эдуард представил свои «Пять этюдов-картинок» с такой исполнительской свободой, блеском и техническим совершенством, что даже стало жаль, что он не составил конкуренцию пианистам на этом конкурсе. У Кристины Оганесян рояль и фортепиано разговаривали, не слыша друг друга, – это были отдельные пьесы, которые героически пыталась соединить в единое целое пианистка Мона Хаба (но не будем забывать, что это, возможно, «проба пера» композитора в этом жанре). Александр Макаров (в буклете в скобочках добавлена еще и фамилия Изосимов) написал мрачный, суровый цикл, осмысляющий явно глобальные актуальные темы. Яростные фортепианные аккорды, фанфары труб, литавры и набат барабанов – оставалось только восхищаться умением автора воплощать идеи в масштабном, эпическом размахе (за роялем в прямом смысле царила Екатерина Мечетина).
«В нашем конкурсе никто не проиграл», – с уверенностью заявил со сцены председатель жюри Александр Чайковский. Результаты не заставили себя долго ждать. Шестую премию получил китаец Майшо Ло. Петр Дятлов – довольно неожиданно пятую: по мнению автора этих строк, он должен был войти в тройку (концепция первого тура ясно прослеживалась, пожалуй, только у него одного). Четвертое место заняла Цзиньхан Сяо – ее тонкая чувственная «Афродита» явно не осталась незамеченной. Третью премию разделили Алексей Сергунин и Андрей Поспелов – два совершенно противоположных по всем «параметрам» композитора. Тот же дуализм возник и в распределении второй премии, лауреатами которой стали Александр Тлеуов и Эдуард Кипрский. Владимиру Кобекину, которому многие прочили победу, жюри присудило только спецприз от Союза композиторов России (в котором он, к слову, состоит уже много лет). Еще судьи решили отметить пианистов, которые, по их мнению, исполнили наиболее «трудные вещи», – это Екатерина Мечетина, Вера Зырянова, Тимофей Владимиров, Алексей Кудряшов. Но и здесь непонятно, по каким критериям за «бортом» остались, скажем, опытный концертирующий пианист Даниил Саямов или покоривший своей виртуозной техникой Руслан Разгуляев.
А победителем Международного конкурса имени С. В. Рахманинова в номинации «композиция» стал только один – участник из Великобритании, этнический китаец Юаньфан Ян. Если в первом туре 25-летний пианист и композитор еще прятался за тенью авторов XX века, то во втором продемонстрировал уже свое, ни на кого не похожее сочинение. Концерт №3 для фортепиано с оркестром вполне соответствовал тому, что мы сегодня называем новейшей, современной академической музыкой, и уже только поэтому вердикт жюри – в отличие от других номинаций – не вызвал вопросов и острых дискуссий.
