Появление такого формата на престижном фортепианном состязании необычно: вспоминается, пожалуй, лишь Конкурс имени Листа в Утрехте, где обязательная часть программы в этом году – песни Шуберта и Листа. Сама идея концертмейстерского тура представляется противоречивой уже в своих концептуальных основах, так как на каждый аргумент здесь найдется не менее убедительный контраргумент. Нельзя отрицать, что владение навыками вокального аккомпанемента важно для любого пианиста, это свидетельство универсальности и многогранности профессионализма. В то же время, солист и концертмейстер – совершенно разные специализации, которые в определенных аспектах требуют развития противоположных навыков. Солист – по природе своей индивидуалист, метафизически обреченный на одиночество за роялем; концертмейстер в повседневной работе постоянно взаимодействует с певцами. Среди ценностей солиста – несгибаемая исполнительская воля, умение подчинить себе оркестр и убедить в своем интерпретационном замысле слушателей; концертмейстер неизбежно идет на компромиссы сотрудничества, отходя в тень во имя художественного результата. Неудивительно, что сочетание двух этих ипостасей в одном лице – огромная редкость, намного чаще можно встретить выдающихся солистов, заурядных в концертмейстерском мастерстве (впрочем, как и наоборот).
В этих условиях первый этап третьего тура стал своеобразным «лирическим интермеццо» на магистральной дороге состязания, ответвлением главного пути. Безусловно, он позволил глубже увидеть творческий облик участников, но, рискнем предположить, впечатление от вокального вечера едва ли повлияет на итоговый вердикт жюри – определяющими будут сольные и оркестровые выступления. Более того – этот день в принципе был, пожалуй, самым «ровным» с точки зрения усредненного качества на фортепианном конкурсе. Все участники продемонстрировали уверенное владение основами ремесла, аккомпанементы с технической и стилистической точки зрения были в целом корректны: выступления стали наглядным подтверждением высокого уровня отечественной консерваторской концертмейстерской школы, закладывающей фундамент мастерства даже у «закоренелых» солистов (в этом контексте стоит подчеркнуть и достойное выступление воспитанницы Центральной консерватории Пекина Сюаньи Мао).
Определенные нюансы, безусловно, присутствовали. Более убедительными в аспекте взаимодействия с вокалистами показали себя Илья Папоян и Иван Бессонов – им удалось деликатно поддерживать певцов, оставаясь при этом в тени.
Арсений Тарасевич-Николаев, Сюаньи Мао и Ева Геворгян были словно не в полной мере органичны в концертмейстерском амплуа, и при всей несомненной корректности исполнения ощущалось легкое напряжение и отсутствие подлинной сценической свободы: все же их яркое «сольное» нутро пока превалирует в поведении на эстраде.
Более острые дискуссии провоцирует, к сожалению, вокальная часть данного конкурсного этапа. Все без исключения приглашенные певцы (Альбина Тонких, Екатерина Морозова, Лилит Давтян, Сергей Радченко, Арсений Яковлев и Давид Посулихин) – выпускники разных лет Молодежной оперной программы Большого театра России. Даже оставив в стороне обсуждение конкретных деталей вокального мастерства (упомянем лишь про отдельные случаи некорректной работы с нотным текстом), нельзя не отметить абсолютное превалирование в их стиле оперной техники: массивного звука и насыщенного штриха. Камерное вокальное искусство, однако, требует совершенно иных качеств, которых в этот вечер продемонстрировано не было. В меньшей степени, как не удивительно, хотелось бы критиковать за это певцов – их стилистическая ориентация в условиях занятости в элитарном музыкальном театре вполне объяснима. Представляется, что было бы правильнее априори пригласить на конкурс исполнителей, специализирующихся именно в камерном жанре.
Неоднозначную реакцию профессионального сообщества вызвало сообщение со сцены о творческом «подвиге» одного из певцов, вопреки нездоровью вышедшего на сцену. Общеизвестно, насколько бесценен для вокалиста его голос – главное, что есть у него в профессии. Был ли в этих условиях оправдан подобный риск? Ситуация замены певца по болезни едва ли не стандартна для таких мероприятий, и удивительно, если на конкурсе на данный случай не предусмотрели резервного исполнителя.
Помимо этого, определенный слушательский дискомфорт вызывала и постоянная смена вокалистов в рамках выступления одного участника-пианиста. Каждый из певцов выучил сет романсов Рахманинова и появлялся на сцене, чтобы исполнить одно или несколько сочинений из собственной подборки, без сопряжения с заранее поданными пианистами программами: в этих условиях некоторым участникам приходилось аккомпанировать четырем разным певцам подряд. Это словно бы противоречило самому духу камерного вокального музицирования, где певец и концертмейстер вместе делают разнообразную программу, выстраивая ее подобно повествованию. Сложно сказать, как в условиях конкурсного процесса можно более удачно организовать «стыковку» программ пианистов и приглашенных вокалистов, но потребность в этом несомненна.
Вероятно, главным итогом этого этапа станет не его влияние на результаты конкурса, а важный вопрос, который задавали себе присутствовавшие в зале и на трансляции. Насколько в принципе необходимо и оправдано включение в программу пианистов такого этапа? Конечно, ответ зависит от профессиональной пристрастности конкретного музыканта: концертмейстеры горячо поддержат идею, солисты же едва ли примут ее столь единодушно. То, что первый опыт состязания в этом аспекте не был бесспорно успешным и нуждается в переосмыслении организационных аспектов, не подлежит сомнению. Тем не менее, при благоприятных изменениях в будущем испытание аккомпанементом могло бы стать яркой «фишкой» Конкурса имени Рахманинова, определяющей его акцент на глубокое и многогранное раскрытие талантов участников.