Конкурс Чайковского
В Большом зале Московской консерватории проходит прослушивание пианистов в рамках Международного конкурса имени П.И.Чайковского. Уже отыграли двадцать пять счастливчиков, допущенных на первый тур, и жюри вынесло вердикт: пропустить не двенадцать человек, положенных по регламенту, а пятнадцать. Как принималось это решение и как научиться справляться с волнением, председатель жюри номинации «Фортепиано» Денис Мацуев (ДМ) рассказал главному редактору журнала «Музыкальная жизнь» Евгении Кривицкой (ЕК).
ЕК У меня ощущение, что уровень конкурса в этот раз необычайно высок, все играют с каким-то особым отношением и глубиной.
ДМ Совершенно такое же впечатление. Мы получали огромное наслаждение, слушая конкурсантов, все они обладают индивидуальностью. Поэтому я искренне поздравляю всех, кто участвовал, каждый – очень серьезный музыкант, который ярко показал себя, и его услышало огромное количество людей. Внутренне я понимаю, что конкурсы необходимы в нашей профессии. Но всегда стремлюсь минимизировать моральные потери, отодвинуть момент расставания с участниками. Как вы знаете, мною лично был придуман формат конкурса Grand Piano Competition, которым я горжусь, и мы его внедряем и дальше: модель, когда отобранный конкурсант играет уже все туры, была использована и в Юношеском конкурсе имени С.В.Рахманинова в Великом Новгороде. На конкурсе Чайковского иная система. Но известны многие случаи, когда не прошедшие во второй тур или в финал были замечены и получили ангажементы.
ЕК Вы довольны составом жюри?
ДМ У нас сплоченная команда, в которой многие сами когда-то участвовали в Конкурсе Чайковского. Например, наш гуру Лю Шикунь. Абсолютная легенда, чудесный пианист и добрейший человек. Наш соратник. Мы преклоняемся перед ним, ведь он живая история, участник самого первого конкурса имени Чайковского, где стал лауреатом второй премии! Виктор Ересько – лауреат третьей премии 1966 года, Владимир Овчинников разделил вторую премию с Питером Донохоу в 1982 году…
ЕК Не говоря уже о победителе конкурса в 1998 году – Денисе Мацуеве! А как удалось увеличить количество участников на втором туре?
ДМ Я заранее согласовал с Оргкомитетом, с его сопредседателями – Татьяной Голиковой и Валерием Гергиевым – эту возможность. Они знали, что данный вариант не исключен. А когда мы отслушали первые полтора дня, я понял, что мы «обречены» на такое решение. Число 15, кстати, рекордное, раньше мы добавляли два места, но в этот раз три пианиста набрало равное количество баллов, и Оргкомитет пошел навстречу. Я счастлив, несмотря на возросшую нагрузку на жюри. Каждый участник играет по часу, нам предстоит прослушать пятнадцать часов музыки и оценить пятнадцать разных интерпретаций. Но мы продлили себе удовольствие. Я даже не подозревал, что мне может это понравиться. Работа в жюри – это своего рода искусство, нужен определенный опыт «слушания музыки».
ЕК На втором туре ребята играют свободную программу, а вот первый, как считают многие, больше похож на вступительный или дипломный экзамен. Не пора ли отменить Баха?
ДМ Не согласен. Что, как не наследие Баха, показывает суть музыканта? Он как на блюдце. По первым двум звукам, по голосоведению, по туше, по форме, по тому, захватывает ли исполнение внимание, мы понимаем, чего стоит тот или иной участник. Насколько он нас зацепил и держит на протяжении прелюдии и фуги. Да, кто-то говорит, как можно сравнивать сонату Гайдна или Моцарта и поздние сонаты Бетховена? Считаю, что в сонатах Гайдна, например, свое очарование, свои сложности в звукоизвлечении, стилистике. По-моему, ничего не надо убирать, а вот добавить этюды Скрябина – желательно, это важный пласт русской музыки.
ЕК Еще существуют трансцендентные этюды Сергея Ляпунова…
ДМ Почему нет? В общем, в этом направлении есть о чем подумать. Кстати, я слышал мнения, что нужно вернуться к традиции играть только пьесы из цикла «Времена года» Чайковского – якобы у композитора в других опусах много неудачной, «второсортной» музыки. Я же думаю, что здорово, что прозвучал разный Чайковский, и были сочинения, которые члены жюри раньше не слышали. И получилось свежо и интересно. Аналогична моя позиция в отношении транскрипций Плетнёва – из «Щелкунчика» и «Спящей красавицы». По-моему, это расширяет репертуар. Программа, на мой взгляд, гармонично составлена. Первый тур с полифонией, классикой, этюдами и Чайковским, свободный второй тур и два больших концерта в финале. У меня больше вопросов к скрипачам, которые на третьем туре повторили моцартовские концерты, но уже с оркестром. Мы обязательно обсудим этот момент – в традициях Конкурса Чайковского в финалах играть два больших концерта. Конкурсант показывал в них и выносливость, и технику. У пианистов остался большой список концертов, куда входит и романтика, и начало XX века – Рахманинов, Скрябин, и более поздние сочинения – вплоть до Бриттена.
ЕК Вы упомянули про «опыт работы в жюри». Интересно, а что думает Денис Мацуев, когда слушает октавный этюд Шопена или каденцию в Первом концерте Чайковского, и участник не так виртуозен, как он сам?
ДМ Абстрагироваться, конечно, непросто. Но вспоминаю свой выход в 1998 году, когда на конкурсе я играл октавный этюд Шопена и «Красную шапочку» (Этюд-картину ля минор) Рахманинова. Конечно, пальцы непроизвольно постукивают, потому что это уже мышечные рефлексы. Они навечно с нами. Тем не менее у меня всегда такой настрой: я фанат всех участников, я их самый преданный гипнотизер. Всем, кто садится за рояль, я посылаю добрую энергетику, чтобы у них получилось самое лучшее выступление, чтобы они достигли наивысшей «точки кипения». Помню свои чувства: когда выходишь на сцену Большого зала и над органом висит портрет Петра Ильича, то может случиться все, что угодно, даже у самых матерых пианистов, сто раз обыгравших программу. Это мистика зала, мистика этого конкурса и, безусловно, борьба нервов. Ведь ты находишься словно «под лупой», на тебя смотрят миллионы людей – не только живая публика, но и зрители в трансляции. Такой груз ответственности может кого хочешь придавить. А я им посылаю самые позитивные мысли – да и не только я, но, уверен, все члены жюри. Конечно, во время игры участников я анализирую детали: или восхищаюсь, или внутренне дискутирую – «что ж ты делаешь, куда ты пошел вперед?!» Или наоборот: «А это интересно – классно сыграл подголосок, я это возьму на вооружение…» Даже читая критические рецензии на свои концерты, всегда пытался найти нечто полезное, что мне поможет расти, развиваться.
ЕК Каков же ваш рецепт, как справиться конкурсантам с Большим залом?
ДМ Представлять, что это очередной сольный концерт. Что жюри, сидящее за столом, покрытым зеленым сукном, – мои слушатели. Не думать о баллах, оценках в этот момент. Никогда не забуду эпизод, связанный с исполнением Первого концерта Чайковского. За два месяца до конкурса меня пригласил дирижер Владимир Вербицкий сыграть этот концерт: заболела пианистка Светлана Навасардян, и я ее заменил. Аккомпанировал Госоркестр, который по традиции сопровождает пианистов в финале конкурса. И мы тогда подружились с музыкантами, некоторые из них, как, например, известный концертмейстер группы альтов Георгий Капитонов, ходили на мои сольные туры и «болели» за меня. А на третьем туре оркестр мне «помогал»: они уже знали мои темпы, мою интерпретацию.
ЕК А под каким номером вы выступали?
ДМ Я был девяностым! Тогда на первый тур пропускали более ста человек. Представляете, какое это было испытание для жюри? Ведь видео отбора не существовало, присылали документы, и конкурс шел месяц, прослушивания длились по десять часов! Бывали и курьезы: какой-то человек вышел играть в шортах, остановился в фуге и вообще ушел, улыбаясь от счастья, что играл в Большом зале консерватории. Это ощущение праздника сохранилось сквозь десятилетия, и желаю всем – и конкурсантам, и зрителям, и жюри, чтобы мы наслаждались этими уникальными мгновениями.
