Конкурс Чайковского
Международный конкурс имени П. И. Чайковского – событие государственного масштаба, и, конечно, каждый его участник невольно возлагает на себя груз ответственности не только перед собой и своими профессорами, но и перед своей страной. Однако это далеко не единственная сложность для конкурсанта. Выход на сцену в статусе участника второго тура является еще и психологическим испытанием, поскольку мечта, казалось бы, вот она, рядом – только руку протяни, и можно оказаться в финале. Но и это не все: обычно второй тур идет без каких-либо временных промежутков, в которые музыкант мог бы позволить себе немного отдохнуть и настроиться на продолжение соревнования. Увы, выходить на сцену приходится на следующий же день после окончания первого тура, где большинство участников только что сделали все невозможное, чтобы пройти дальше. Необходимо заново сосредоточиться, активизировать оставшиеся ресурсы и продолжить борьбу. Иначе говоря, тут и начинается настоящий конкурс: кто справится с усталостью от эмоциональной выкладки в предыдущей программе? Кто имеет достаточный ресурс средств музыкальной выразительности, масштаб мысли и технический арсенал? И, наконец, кто обладает необходимой силой духа, чтобы продемонстрировать все это на максимуме?
Поэтому традиционно основная расстановка сил происходит именно на данном этапе. И сразу же видны изменения: Александр Папушев, прекрасно отыгравший первый тур, на втором выглядел значительно бледнее.
Виной тому даже не вопрос перестройки с одной программы на другую, просчетов в целом было немало, но самым судьбоносным из них оказался выбор репертуара. Очевидно, Александру стоило поискать для себя менее знаковое сочинение, чем Третья соната для скрипки и фортепиано Брамса. Ни композиторский стиль великого немецкого романтика, ни даже камерный жанр пока не являются сильной стороной скрипача. Ситуация усугублялась еще тем, что прямо перед Папушевым отыграл Даниил Коган. После его утонченного, лирично-повествовательного стиля, глубокой содержательности исполнения, выдержанного масштаба в кантиленах, непередаваемо прекрасного тембра Страдивари, Папушев выглядел, мягко говоря, простовато и в звуковом отношении, и в плане интерпретаций: «короткая фразировка», дробление музыкальной мысли на мелкие куски. Знаменитой первой теме первой части сонаты не хватало «длинного звука» и энергии, по каким-то причинам скрипач скупо использовал вибрато. Но самое главное – катастрофически недоставало глубины содержательного наполнения, в итоге на контрасте с исполнительской зрелостью Когана Александр выглядел крайне невыгодно. Даже в сочинениях Паганини и Венявского, где, казалось бы, должны были проявиться сильные стороны конкурсанта, не произошло ничего подобного, к тому же не обошлось и без потерь качества, что очень неожиданно после стабильности, продемонстрированной скрипачом на первом туре.
В отличие от «программы-минус» Александра Папушева, Даниил Коган представил «программу-плюс». В каком-то смысле его выступление на втором туре показалось даже более мощным, чем на первом. Сложнейшая «Чакона» Бартока для скрипки-соло – одно из самых рискованных сочинений в контексте любого конкурса. Чтобы представить его как сочинение, способное конкурировать с виртуозным скрипичным репертуаром, подобно сольным вариациям Паганини или «заезженным» донельзя сочинениям Венявского, нужно ощущать себя в нем как рыба в воде. К тому же сразу же после Бартока с глубоким чувствованием композиторского стиля Прокофьева исполнить его Первую фа-минорную сонату – «высший пилотаж» даже для концерта, не говоря уж о конкурсе. Затем была «Меланхолическая серенада» Чайковского – еще один концептуально сложный опус, и лишь «Этюд в форме вальса» Сен-Санса – Изаи несколько разбавил общий тон программы. Обобщая впечатления о Когане после двух конкурсных туров, можно сказать, что перед нами музыкант-мыслитель, без сомнения, один из основных претендентов на выход в финал, что и было подтверждено позднее решением жюри.
Гораздо меньше каких-либо открытий произошло среди выступлений иностранной группы участников: все играли примерно в том же ракурсе, что и ранее. Корейская скрипачка Ким Ке Хи, по-видимому, видит себя в большей степени музыкантом камерной направленности. На эту мысль наводит преобладание в ее программе камерных сонат (их было две: Первая Бетховена и Третья Грига), очень красивый, но небольшой звук, а также склонность скрипачки к детализированному взаимодействию с партнером. В этом смысле ее исполнительская версия сонаты Бетховена явилась настоящим шедевром камерно-ансамблевого исполнительства. Сольная часть программы Ким Ке Хи показалась менее интересной: в Речитативе и Скерцо Крейслера явно недоставало яркости и энергии исполнения, а в «Этюде в форме вальса» Сен-Санса – Изаи – масштабности звучания и технической стабильности. Думается, Ким Ке Хи будет непросто конкурировать с Ислямовым, Коганом, Таросян и даже с Иин Цзян в финальном туре конкурса с оркестром.
Китайская скрипачка Иин Цзян отдаленно напоминает Даниила Когана в плане глубокой вдумчивости, прочувствованности представленных сочинений. Но, действительно, лишь отдаленно, поскольку ей так же, как Ким Ке Хи, недостает масштабности звучания, даже учитывая то, что в этом смысле она выглядит на конкурсе предпочтительнее последней. Кроме того, Иин Цзян обладает самой высокой стабильностью среди всей иностранной группы участников.
Блестяще была исполнена Концертная фантазия Венявского на темы из оперы Гуно «Фауст», причем у Иин Цзян в этом сочинении присутствовало то, что называется в обиходе «умной игрой», – сочинение Венявского получилось прекрасно выстроенным драматургически. Характерной чертой стиля китаянки можно назвать отсутствие каких-либо нелогичностей, все ее намерения в музыке предельно ясны, что характерно проявилось в Сонате Р. Штрауса – не самом популярном опусе на конкурсах скрипачей. Это сочинение можно назвать менее выигрышным в конкурсной ситуации, к тому же в ней присутствуют известные сложности выстраивания формы и наполнения ее необходимым содержанием. Со всем этим Иин Цзян справилась блестяще. Однако самыми сильными номерами ее программы второго тура стали две пьесы: «Песня Гусу» современного китайского композитора Чэнь Шуин и Вокализ Рахманинова.
Популярнейшая пьеса великого русского композитора была представлена на конкурсе разными исполнителями, но лидерство в ее интерпретации можно смело отдать китайской скрипачке. Глубокая искренняя печаль этой музыки оказала совершенно завораживающее действие. Любой из тех, кто присутствовал на тот момент в Малом зале Московской консерватории, может отметить тишину, что возникла в момент ее исполнения Иин Цзян: исповедальность, глубокое чувство, преисполненное печали и любви, реализованное в тончайших тембровых оттенках.
Сочинение Чэнь Шуин – яркая характерная премьера современного китайского композиторского стиля. Ее особенность – отсутствие традиционных национальных мелодических интонаций, что мы привыкли слышать в популярных китайских сочинениях, звучащих на российской сцене. Однако, пока слушаешь эту музыку, каким-то образом ощущаешь, что национальный колорит в ней все же сохранен. Пьеса привлекает повествовательностью, глубиной, необычностью гармонических сочетаний и яркой, насыщенной скрипичной фактурой. Она близка исполнительскому амплуа Иин Цзян и, думается, благодаря ей займет достойное место в современном скрипичном репертуаре.
Что касается выступления Ло Чаовэня и его выхода в финал Конкурса Чайковского, то здесь не оставляет мысль о спорности решения жюри. Безусловно, смелая исполнительская манера, штриховая ювелирность и особенность китайского скрипача – тембровая красочность и своеобразная выразительность привлекают внимание. Слушать музыканта на втором туре было очень интересно, тем более что в программе заявлена крайне редко исполняемая сольная Скрипичная соната Прокофьева и головокружительный опус «Последняя роза лета» Эрнста – мечта и камень преткновения большинства скрипачей. Если интерпретаторскую версию Ло Чаовэня сонаты Прокофьева можно считать настоящей творческой удачей, то к Эрнсту возникает немало вопросов: здесь куда-то исчезли присущие скрипачу изящество и филигранность, исполнение было напряженным, не очень интересным в художественном плане и небезупречным технически.
В Фантазии до мажор Шуберта легкость и ювелирность стиля китайского скрипача постепенно вернулись на прежнее место, но возникли сложности другого порядка – не слишком удачно сложилась форма сочинения (одна из традиционных проблем для исполнителя в этом опусе), к тому же невозможно было не заметить мелких промашек и прочих моментов, говорящих о накопившейся усталости. Если акцентировать внимание именно на спорности выбора в пользу Ло Чаовэня как предполагаемого финалиста, то программа, представленная им на втором туре, была в целом подобна «стакану, наполовину полному и наполовину пустому». То есть его шансы на выход в финал должны были быть 50 на 50. При этом Михаил Усов выступил на втором туре, очевидно, намного стабильнее китайца. Если на первом туре в исполнительском стиле Михаила прослеживалась осторожность и некоторая несвобода, то во втором туре это компенсировалось с лихвой.
Первая соната Прокофьева для скрипки и фортепиано, безусловно, стала самым популярным сочинением, представленным конкурсантами в программах второго тура: оно прозвучало пять раз. При этом версия Усова была одной из наиболее убедительных и ярких, наряду с интерпретациями Даниила Когана, Александры Ли и Равиля Ислямова (исполнение Якушевой не берем в расчет, поскольку и Прокофьев, и программа в целом у конкурсантки получилась малоинтересной в художественном отношении). Не уступил уровню презентации сонаты и известный опус Лютославского Subito. Хотелось бы подчеркнуть особую свободу скрипача в этой музыке – умение мгновенно переключаться от утонченной простоты, тонкости звучания к сиюминутной экспрессии, мощному наслоению тембров.
С хорошим чувством меры и стиля прозвучала «Меланхолическая серенада» Чайковского, и, наверное, единственное сочинение в программе, в отношении которого Михаилу Усову можно было бы слегка попенять, это Рапсодия «Цыганка» Равеля. При всей качественности, энергетической заряженности и цельности представленной версии, скрипачу недоставало необходимого куража, собственно цыганки как художественного образа. Пожалуй, это единственное, по нашему мнению, к чему могли бы с полным основанием «придраться» члены жюри, решая судьбу Михаила на этом конкурсе. В остальном программа прозвучала уверенно, ярко, убедительно, в свойственной скрипачу закрытой интеллигентной манере.
Очевидно, что Ло Чаовэнь и Михаил Усов – обладатели двух похожих исполнительских амплуа. Оба утонченные, интеллигентные, лишенные внешних театральных проявлений и целенаправленной работы на публику. Первый представил программу интересно, но не очень стабильно, второй – и интересно, и стабильно, и более масштабно. Возникает резонный вопрос: почему выбор из этих двоих для участия в финале пал все же на Ло Чаовэня, а Михаил Усов остался за бортом с «утешительной» специальной премией участнику второго тура? По-видимому, у членов жюри существуют какие-то свои резоны для такого решения, мы можем о них только догадываться. Но факт остается фактом: немалому количеству представителей профессиональной скрипичной общественности такой выбор кажется странным и несправедливым.
Бесспорное лидерство на конкурсе второй раз подтвердил Равиль Ислямов. Его исполнение – тот случай, когда не возникает желания рассуждать и анализировать, хочется лишь слушать и наслаждаться. Потрясающей художественной силы и мысли было исполнение им фа-минорной Сонаты Прокофьева в прекрасном ансамбле с неизменным мастером-партнером и чутким концертмейстером Шолпан Барлыковой. Не меньшее внимание привлекла тонкая работа Ислямова с тембрами и характерами зажигательного диптиха «Ноктюрн и тарантелла» Шимановского. В «Китайском тамбурине» Крейслера скрипач проявил себя настоящим мастером миниатюры и знатоком крейслеровской стилистики.
Финальное сочинение в программе скрипача – Концертная фантазия Ваксмана на темы из оперы Бизе «Кармен», также одна из самых известных вершин виртуозного скрипичного исполнительства, достичь которую мечтают многие. Здесь всегда встает острый вопрос баланса между концертностью подачи этого сложнейшего опуса, эмоциональностью и яркой характерностью передачи образа и технической стабильностью, надежностью реализации. В этом смысле поражает чувство меры Ислямова, его умение разумно распоряжаться временем в контексте любой сложности, не теряя при этом зажигательности и куража, в отличие от еще одной финалистки – Елены Таросян, ранее представившей не менее запоминающуюся версию этого произведения.
Обладательнице поистине сумасшедшей харизмы, феноменальных виртуозных данных, страстной и импульсивной Елене Таросян недостает именно этого – разумности и чувства меры. Скрипачка обладает всем – великолепной техникой смычка, поистине гуттаперчевой правой рукой, безусловной яркостью и масштабностью звучания во всех сочинениях, представленных на конкурсе, прекрасным качеством интонации и еще огромным количеством других достоинств, но слишком «горячая голова» не позволяет скрипачке подняться на выдающийся уровень скрипичного совершенства. Тем не менее вопрос ее выхода в финал не оставлял никаких сомнений, мастерство такого уровня, на наш взгляд, оценено справедливо.
На протяжении конкурсных баталий во всех номинациях кулуарные обсуждения все сильнее набирают остроту, все горячее становятся споры по поводу «правильных или неправильных» решений жюри. Жюри, как говорится, виднее, но тем и интересен Конкурс Чайковского – истинные Олимпийские игры среди музыкантов самого высокого класса, что интрига в них сохраняется до самого конца. Пока идут конкурсные и закулисные баталии, вдумчивому слушателю есть что воспринять, открыть для себя на другом уровне, увлечься новой музыкой или новыми версиями хорошо знакомого. В любом случае, решение жюри проверится временем, и у нас еще будет возможность за этим понаблюдать. А сейчас конкурс продолжается, и самое интересное в нем еще впереди.
