«Я НЕ ПРОРОК» Год Рахманинова

«Я НЕ ПРОРОК»

ОБЗОР ЭТАПОВ РАХМАНИНОВСКОЙ ДИСКОГРАФИИ

Рахманинов, вероятно, самый известный в мире (наряду с Чайковским) русский композитор. Неудивительно, что отечественная дискография его творчества занимает не один десяток страниц в каталогах. За сухими строчками в перечне релизов советского и постсоветского периодов скрывается история принятия и осмысления творчества Рахманинова в культурном пространстве его родины.

На старте истории отечественной индустрии звукозаписи музыка композитора была представлена на грампластинках достаточно скупо, особенно это характерно для предвоенного десятилетия. Причиной тому, вероятно, стала статья в газете The New York Times, вышедшая в 1931 году и подписанная Рахманиновым в числе других деятелей эмиграции. В материале подвергалась жесткой критике мрачная советская повседневность 1930-х годов, и появление его вызвало бурную отповедь радикально левого крыла музыкальной общественности СССР. К счастью, полного запрета творчества композитора в духе современной cancel culture все же не произошло, но наличие музыки «белоэмигранта» и «певца мещанского быта» с очевидностью не приветствовалось в фонотеке рядового советского гражданина. Тем не менее на хрупких шеллачных дисках, выходивших под марками «Грампласттрест», «SovSong», Ногинского и Ташкентского заводов можно встретить разрозненные фортепианные миниатюры и романсы в интерпретации как самого композитора, так и советских музыкантов — Эмиля Гилельса, Якова Флиера, Ивана Козловского. Редким исключением является выпуск в 1939 году записи Второго фортепианного концерта в исполнении автора и Филадельфийского симфонического оркестра под управлением Леопольда Стоковского на пластинке Апрелевского завода.

Активная поддержка Красной Армии в начале войны изменила отношение к фигуре Рахманинова в среде первых лиц страны, и это незамедлительно отразилось на ассортименте релизов. Уже в 1945 году тот же Апрелевский завод выпускает пластинку с Четвертым фортепианным концертом, за ним в 1947 году следует Третий концерт, Рапсодия на тему Паганини и Третья симфония (все перечисленное — копии зарубежных релизов в авторском исполнении). Наибольшей популярностью по-прежнему пользуются фортепианные пьесы — на пластинках встречаются имена Татьяны Николаевой, Нины Емельяновой, Владимира Софроницкого, Якова Зака, Павла Серебрякова.

Первая половина 1950-х годов отмечена появлением релизов крупных оркестровых сочинений композитора, но уже в интерпретации советских артистов. Яков Зак совместно с Кириллом Кондрашиным записывает Четвертый фортепианный концерт и Рапсодию на тему Паганини, Святослав Рихтер с Куртом Зандерлингом — Первый концерт, а Лев Оборин — Второй и Третий концерты с Александром Гауком и Константином Ивановым соответственно). Значимым событием стал выход в свет симфоний: Третью продирижировал Николай Голованов, а Вторую — Александр Гаук; последний осуществил и первую отечественную запись «Симфонических танцев». Удивительным примером интереса к раннему творчеству может быть запись сохранившейся части юношеской симфонии композитора, осуществленная в 1953 году. Начинают выходить в свет и релизы крупных фортепианных циклов (этому способствует появление долгоиграющих пластинок на 33 оборота): Лев Оборин записывает Этюды-картины из опуса 33, а Александр Гольденвейзер и Григорий Гинзбург последовательно обращаются к основным сочинениям композитора для фортепианного ансамбля. С точки зрения тиражей балом правят, конечно же, «хитовые» романсы: любопытно, что некоторые пластинки, вполне в духе советского интернационализма, записывались на языках народов СССР.

Конец 1950-х прошел под знаком Конкурса имени Чайковского, прорубившего музыкальное окно в монолите железного занавеса. Герой состязания — конечно же, Ван Клиберн — и запись Третьего фортепианного концерта с Кириллом Кондрашиным и оркестром Московской филармонии разлетается огромным тиражом по фонотекам меломанов. В том же 1958 году выходит в свет и первая рахманиновская серия грампластинок — все фортепианные концерты в исполнении автора, в одном из вариантов оформления конверта на нем непостижимым образом размещают фотографию сталинской высотки МИДа. В 1959 году следует и релиз оперы «Алеко». Впервые в стране Павел Серебряков записывает цикл Этюдов-картин, а Лазарь Берман — Шесть музыкальных моментов. Появляются монографические релизы Святослава Рихтера и Владимира Софроницкого, выходят подборки репертуарных романсов в трактовке Сергея Лемешева и Ивана Козловского. Таким образом, эпоха оттепели формирует «золотой стандарт», на который ориентируются в своих поисках последующие поколения музыкантов: эти заигранные со временем пластинки становятся своеобразным эталоном, стартовой точкой в истории отечественной интерпретации стиля композитора. На протяжении шестидесятых доступными для рядового меломана становятся и такие масштабные полотна, как считавшиеся ранее декадентскими «Колокола» (запись 1963 года, оркестр Московской филармонии, Кирилл Кондрашин) или «неудобное» по идеологическим причинам «Всенощное бдение» (запись 1965 года, Александр Свешников, ГАРХ СССР). На протяжении нескольких лет выходит и цикл из трех симфоний под управлением Евгения Светланова, ставший одним из столпов его легендарной «Антологии русской симфонической музыки»; за симфониями последовали и другие оркестровые сочинения. В рахманиновской дискографии остается все меньше лакун, и наследие композитора осознается во всей его разносторонней полноте.

Слияние в 1964 году разрозненных студий в гигантский холдинг «Мелодии» обозначает переход от экстенсивного на интенсивный путь творческого развития, что неизбежно отразилось и на предлагаемых фирмой релизах. В применении к Рахманинову новая «философия бренда» означала акцент на разнообразие интерпретаций, а также репрезентацию музыки Рахманинова в контексте стиля других композиторов. Для фирмы «Мелодия» 1970-е годы знаменуются масштабными сериями «Из сокровищницы мирового исполнительского искусства» и «Искусство выдающихся исполнителей»: естественно, что музыка Рахманинова представлена максимально широко. Меломаны в эти годы имеют возможность не выходя из дома сравнить различные традиции и школы интерпретации, и дискуссии о том, кто из артистов в Рахманинове предпочтительнее, становятся все более жаркими. Своеобразной отправной точкой в этих спорах являются записи самого Сергея Васильевича, и бесценным артефактом эпохи остается сет «Искусство С. В. Рахманинова»: впервые в СССР записи гениального композитора и пианиста в одном лице подобраны с возможной системностью и полнотой. В 1973 году была осуществлена реставрация сохранившихся носителей, и последующие переиздания сета радовали меломанов сравнительно высоким качеством звукозаписи. Каталог «Мелодии» в это десятилетие также пополняют разнообразные переложения музыки Рахманинова для других инструментов: стоит отметить, к примеру, релизы трубача Тимофея Докшицера. Продолжает свой масштабный проект и Евгений Светланов, записывающий в 1970-е такие редкости, как симфоническая поэма «Князь Ростислав», «Каприччио на цыганские темы», юношеское Скерцо 1887 года и опера «Скупой рыцарь». Важной вехой становится выход в свет релизов Виктора Ересько, чей концертный репертуар включал в себя все фортепианное наследие Рахманинова. Активны и другие пианисты — фортепианные циклы композитора записывают Алексей Наседкин, Лев Власенко, Ирина Смородинова. Владимир Селивохин в 1980 году осуществляет, возможно, первую советскую запись Первой фортепианной сонаты.

С точки зрения рахманиновской дискографии 1980-е годы характеризуются двумя значимыми явлениями. Первое — выход в свет сета симфонического творчества композитора, записанного оркестром Московской филармонии под управлением Дмитрия Китаенко. Сравнение с Евгением Светлановым здесь кажется неизбежным, однако две интерпретации скорее дополняют друг друга, раскрывая с разных сторон рахманиновские оркестровые полотна. Второе было связано с масштабным празднованием тысячелетия Крещения Руси в 1988 году: впервые в советской истории религиозный в своей основе праздник отмечался на государственном уровне. К этому событию был приурочен выход нескольких релизов духовных сочинений композитора, в частности «Литургии Иоанна Златоуста» в исполнении Московского камерного хора (дирижер — Владимир Минин). «Всенощное бдение» записывают сразу несколько коллективов: меломан может выбрать между интерпретацией Ленинградской хоровой капеллы имени Глинки под управлением Владислава Чернушенко и Государственного камерного хора Министерства культуры под управлением Валерия Полянского.

В каталоге возрожденной уже в XXI веке «Мелодии» музыка Рахманинова представлена в двух ипостасях. С одной стороны, это кропотливая реставрация и оцифровка уже имеющихся в фондах записей: таким образом возрождаются к новой жизни классические образцы интерпретаций. Новые релизы, как правило, отличаются концептуальностью содержания: к примеру, цифровой выпуск переложений для флейты и фортепиано романсов Рахманинова в исполнении Екатерины Корнишиной и Рустама Ханмурзина дает толчок к свежему взгляду на эти популярнейшие сочинения.

Вершиной небоскреба под названием «отечественная дискография Рахманинова» стал юбилейный бокс, приуроченный к 145-летию со дня рождения гения русской музыки. На тридцати трех его дисках, дополненных бонусным винилом, записано собрание сочинений композитора, составленное из концертных и студийных релизов. Кумиры ушедшей эпохи в списке исполнителей соседствуют с современными звездами, а рядом с известными классическими интерпретациями нашлось место неизданным раритетам: это, к примеру, Второй концерт для фортепиано с оркестром в исполнении Владимира Крайнева и оркестра Ленинградской филармонии под управлением Юрия Темирканова или «Вокализ» в авторской оркестровой редакции в исполнении оркестра Московской филармонии и Дмитрия Китаенко. Таким образом, роскошный подарочный сет является фундаментальной антологией не только творчества Рахманинова, но и интерпретации его сочинений: он формулирует итог исполнительского осмысления наследия композитора в XX веке, подводя под ушедшим столетием еще одну культурную черту. В этом его непреходящая актуальность, ничуть не померкнувшая и в нынешнюю «круглую» дату.

Листки из семейного альбома Год Рахманинова

Листки из семейного альбома

История 11. «Глухие» грампластинки

Листки из семейного альбома Год Рахманинова

Листки из семейного альбома

История 10. «Меня очень поддерживал Чайковский»

Листки из семейного альбома Год Рахманинова

Листки из семейного альбома

История 9. «Я и не ожидал, что написал такое произведение»

Листки из семейного альбома Год Рахманинова

Листки из семейного альбома

История 8. Друзья навсегда: Рахманинов и Бунин