Год Рахманинова
Отмечая юбилейный год Рахманинова, мы продолжаем публиковать эссе, основанные на архивных фондах РНММ.
В коллекции материалов Сергея Рахманинова в Музее музыки хранится, на первый взгляд, ничем не примечательный документ — билет для входа в Казанский собор в Санкт-Петербурге в четверг, 28 октября 1893 года, за № 5140. Какие-либо надписи или пометы композитора на нем отсутствуют. Особенностью оформления является траурная рамка, а в тексте содержится просьба сохранить билет для входа на кладбище Александро-Невской лавры. Сама печальная церемония, доступ на которую обеспечивал этот билет, не названа, но нет никаких сомнений, что именно она собой представляла: 28 октября 1893 года в Казанском соборе Санкт-Петербурга состоялась заупокойная литургия и отпевание Петра Ильича Чайковского, в тот же день захороненного на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
Похороны композитора имели грандиозный масштаб и привлекли тысячи человек. Для того, чтобы регулировать громадные скопления людей, было решено напечатать билеты для доступа в храм и на кладбище, которые распространялись через Санкт-Петербургскую контору Императорских театров.
Служебная документация Музея музыки не сохранила каких-либо сведений о времени и обстоятельствах поступления на хранение билета, принадлежавшего Рахманинову. Его описание было занесено в инвентарную книгу в 1954 году вместе с описаниями материалов, полученных в середине 1940-х годов. В то время фонды музея регулярно пополнялись обширными поступлениями рахманиновских документов. В числе сдатчиков — наследники композитора, жившие в США, его родственники, оставшиеся в Советском Союзе, друзья и знакомые Рахманинова и их потомки. Билет на отпевание и погребение Чайковского поступил в музей, вероятно, в составе одной из частей семейного архива. Сам факт сохранения этого билета свидетельствует о его особой важности для Рахманинова, а решение передать документ в музей говорит о намерении увековечить память о грандиозном печальном торжестве и причастности к нему композитора.
Билет является прямым подтверждением того, что Рахманинов ездил из Москвы в Санкт-Петербург проститься с Чайковским. В письмах и других документах того времени этот факт не нашел отражения, между тем он на всю жизнь врезался в память композитора. Рахманинов был поражен переменой во внешности Чайковского, о чем в начале 1930-х годов, спустя более сорока лет после посещения траурной церемонии, рассказал Нине Берберовой, собиравшей материалы для своей знаменитой книги о Петре Ильиче. По словам Рахманинова, с лица покойного словно исчезла маска, которую он носил на протяжении всей жизни, ходя «как бы в мягких туфлях, редко поднимая голос», стремясь запомниться другим «приятностью и мягкостью», уклонением от споров и полной неспособностью кого-либо обидеть. Свидетельство Рахманинова очень созвучно признаниям самого Чайковского, неоднократно сетовавшего на необходимость «носить маску светского человека» и невозможность на людях «чувствовать себя самим собой».
Уход Чайковского стал для двадцатилетнего Рахманинова глубокой личной драмой. К этому моменту они были знакомы около восьми лет. Поступив в Московскую консерваторию в класс профессора Н. С. Зверева осенью 1885 года, Рахманинов сразу оказался в центре культурной жизни Москвы. В доме Зверева бывали выдающиеся музыканты того времени, в том числе Чайковский. Уникальные способности юного Сергея быстро обратили на себя внимание Петра Ильича, который буквально с момента знакомства стал следить за его успехами.
Поистине легендарным эпизодом истории музыки стал экзамен по гармонии в Московской консерватории в мае 1889 года, на котором в качестве почетного члена присутствовал Чайковский, прибавивший к высшему баллу 5+ еще три креста со всех сторон оценки.
В 1890 году Рахманинову было доверено сделать четырехручное переложение балета «Спящая красавица». Первый вариант этой работы глубоко разочаровал Чайковского, в письме к А. И. Зилоти, кузену Рахманинова и его педагогу по классу фортепиано в Московской консерватории, детально отметившего все недостатки. Добро на издание рахманиновского переложения Чайковский дал только после его серьезной переработки. Издание вышло в октябре 1891 года.
Самых высоких похвал Чайковского удостоилась консерваторская выпускная работа Рахманинова по композиции — опера «Алеко» (1892): «Опера Рахманинова, которую я себе приобрел, мне очень нравится. У него есть настоящая композиторская жилка…» По протекции Петра Ильича «Алеко» был поставлен на сцене Большого театра в Москве 27 апреля 1893 года.
Музыканты особенно сблизились в последний год жизни Чайковского. Рахманинов регулярно дарил старшему коллеге издания своих сочинений, а Первую сюиту для двух фортепиано даже решился посвятить ему. С большим интересом Чайковский отнесся к симфонической фантазии Рахманинова «Утес» и предполагал включить ее в программу своих дирижерских выступлений 1894 года, но этим планам не суждено было сбыться.
Приношением памяти Петра Ильича стало фортепианное Элегическое трио Рахманинова. Как свидетельствует авторская датировка рукописи, работа над ним была начата ровно в день смерти Чайковского, 25 октября 1893 года. По словам Рахманинова, трио возникло под влиянием «глубокого чувства тяжелой утраты». Мемориальное посвящение было оформлено по образцу посвящения сочинения того же жанра у Чайковского — «Памяти великого художника».
До конца жизни Рахманинов хранил благодарную память о Чайковском, неизменно подчеркивая его роль в своих ранних успехах и даже называя композитора в числе своих учителей. При всех различиях оба музыканта были едины в стремлении к правде и искренности в творчестве, о чем высказывались почти одними и теми же словами: «я… одарен свойством правдиво, искренно и просто выражать музыкой те чувства, настроения и образы, на которые наводит текст» (Чайковский); «я стараюсь… прямо и просто выражать то, что у меня на сердце» (Рахманинов). В этом отношении творческая связь Чайковского и Рахманинова являет замечательный пример преемственности в искусстве.
На фото вверху: Билет для входа в Казанский собор 28 октября 1893 года № 5140. РНММ. Ф. 18. № 657
